Современному человеку непременно хочется находить общие понятия у людей прошлых эпох там, где были только более частные понятия. Из данных древнеисландского языка очевидно, что у людей, говоривших на этом языке, не было понятия убийство вообще. Были только понятия об убийствах определенного характера. Как уже было сказано выше, древнеисландское слово víg значило не только убийство, но и бой, битва. Эти два значения в ряде случаев как бы совмещались, например в сложных словах типа víghugr ‘воинственное настроение’, ‘желание убивать’. Однако слово víg подразумевало не всякое убийство, а только убийство в бою или открытое убийство, а как юридический термин — убийство, о котором совершивший его объявлял немедленно, не дальше, чем у третьего дома, и таким образом мог быть преследуем по закону и в случае согласия другой стороны мог откупиться вирой. Если же совершивший убийство не объявлял о нем так, как полагалось, то оно уже было не víg, а morð и совершивший его считался вне закона. Словом morð называлось также убийство спящего, убийство ночью и вообще убийство, совершенное неподобающим образом. Впрочем, в поэзии слово morð употреблялось и как синоним слова víg. В Саге о Гисли упоминается еще одна разновидность убийства: launvíg, нечто среднее между víg и morð. Убийца в этом случае не объявляет о том, что он совершил, но оставляет свое оружие в ране. Если morð — это всегда нечто достойное осуждения, то víg — это как нечто плохое (например, если убийство не спровоцировано и при этом убийца еще и отказывается платить виру), так и нечто хорошее (если убийство — это выполнение долга мести). По-видимому, в дохристианское время не считалось достойным осуждения и так называемое вынесение (útburðr), т. е. оставление своего новорожденного ребенка на съедение диким зверям в случае, если родителям было нечем его прокормить, — обычай, широко распространенный у народов земного шара и, например, в Китае, существовавший еще в XX в. Но закон, разрешавший вынесение, был отменен вскоре после того, как христианство стало официальной религией в Исландии. В сагах об исландцах обычай вынесения упоминается не раз, но обычно с осуждением.
Таким образом, как ясно из данных языка, не было представления об убийстве вообще и о том, что убийство — это всегда зло. Но, следовательно, не существовало и того противоречия, которое стало неизбежным с возникновением государства, когда обычным стало, с одной стороны, осуждение, лицемерное в сущности, всякого убийства, а с другой стороны — оправдание убийств, необходимых для защиты государства от его внешних и внутренних врагов, т. е. убийств в гораздо более крупных масштабах и гораздо более жестоких, чем те, которые происходили в обществе, где не было представления, что убийство — это всегда зло. Русское слово убийство (как и соответствующие ему слова в других современных европейских языках) всегда подразумевает это представление, так что, употребляя это слово для перевода слова víg в сагах об исландцах, их героям приписывают наши современные представления в этой области. Убийствами в современном значении этого слова можно было бы скорее назвать то, что в сагах называется словом morð.
Как уже говорилось, убийства в сагах об исландцах — это обычно убийства из долга мести. Так что представления об убийстве, характерные для этих саг, очевидно, обусловлены той ролью, которую долг мести играл в жизни общества. В работах, посвященных этике в сагах об исландцах, много говорится о чести как основе этого долга, причем честь (в работах немецких ученых она нередко называется также германской честью) понимается то как нечто внешнее по отношению к человеку, как некое благо, получаемое им от других людей, то как нечто внутреннее, своего рода самоуважение, то как нечто и внешнее, и внутреннее. Но характерно, что в древнеисландском языке нет сколько-нибудь точного эквивалента современного слова честь, но есть множество слов, которые можно с большей или меньшей натяжкой перевести этим словом, а именно sømð, virðing, sómi, metnaðr, vegr, frami, metorð, vegsemð, heiðr, mæti, hofuðburðr, drengskapr. По-видимому, во всех случаях, когда современному слову, обозначающему что-либо из области духовного мира, в древнем языке соответствует несколько или множество слов (так обстоит дело, например, тоже в отношении слов слава, душа или счастье), различие между современными и древними представлениями настолько велико, что бесполезно пытаться выразить посредством современного слова древние представления.