Мир Сердца

– Опасно?.. Опасно?! – рассмеялась «маска», сотрясаясь всеми складками своего несуразного тела на тоненьких ножках, – да брось! Нет ничего опасного в том, чтобы использовать этих дикарей, этих животных!

– Как раз в этом-то и скрывается угроза, – решив всё же воззвать к здравомыслию собеседника, продолжил император, – ты хочешь нарушить все те естественные условия, в которых развивалось это сообщество на протяжении многих веков, если не тысячелетий! Ты осознаешь, к чему может привести подобная неразумная экспансия?

– О! Вот тут-то ты и недооцениваешь силу прогресса, хотя и сам являешься реформатором! Мы дадим им оружие! Мы дадим им наше знание! Мы не просто используем их, но дадим им то, в чем они нуждаются, то, за что они сами отдадут нам свою свободу! Мы покажем им мир! И скрепит их лояльность наша величайшая религия! Колесо Арчибальда будет установлено в каждой хижине, каждого племени, а их бессмысленные идолы… Все эти бабочки будут…

– То, что ты предлагаешь, – не дослушал его Арчибальд, – то, что вы хотите начать, – это безумие. Дав им на данном этапе развития все современные разработки и достижения науки и… даже культуру, вы просто нарушите микрофлору этого острова. Вы сами еще не до конца представляете, с какими последствиями столкнетесь в будущем, если, не раздумывая, решите использовать необузданную, природную силу трайбов в своих интересах.

– Господи! Да ты слишком много думаешь, Арчи, – снова положив свою тоненькую ручку в недвусмысленном жесте на плечо своего «сердечного брата», потрясла головой «маска», – даже если какие-то потрясения и начнутся, и даже если начнется обратная экспансия, а я думаю, ты боишься именно этого, то нам – сынам Великого алхимика Арчибальда, что даровал всем нам божественную власть над островами, не будет ничего угрожать! Ну, а народ… Народ должен будет принять в себя своих новых гостей!

– Нет, это… – Арчибальд вновь ощутил волну омерзения, которая прошла сквозь него от слов «маски», однако, прежде чем он успел сделать что-то опрометчивое, его нервные окончания передали мозгу знакомые сигналы в виде боя колоколов, источником которых был Главный собор Столицы его Республики, который, хотя и находился в тысячах километрах отсюда, был слышен так же отчетливо, как будто бы Император стоял самолично прямо у его подножья, ощущая всё то, что он почувствовал тогда, еще давным-давно оказавшись в столице, еще юнцом, в составе военного корпуса. Даже тогда Арчибальд не мог избавиться от чувства узнавания, что должен был оказаться именно там. И сейчас, ровно как и тогда, он ощущал каждой клеточкой своего тела тот восторг при виде силы воли человека, его труда и воображения, что выражалась в каждой мельчайшей детали собора, который возник прямо перед его взором, напрочь затмевая своим голографическим светом всё остальное. Так, великий Император, не обращая ни малейшего внимания на своего неразумного собеседника, просто прошел насквозь его, как через пустое место, направившись к своему сокровищу, однако при этом ощущая, что эмоции по мере приближения к нему кардинально менялись, и это не предвещало ничего хорошего.

34. Зайдя в гигантский собор, Боун поднял голову вверх, глядя на исписанные величайшими творцами своего времени стены, и, пройдя чуть далее, посмотрел на посетителей, к которым испытывал не меньшую, лютую ненависть. В данный момент его единственным желанием было – во что бы то ни стало превратить их всех в пыль, однако сейчас он был не для этого, и, сжимая в кармане курточки взведенный портативный заряд, уверенно двинулся к изваянию Арчибальда, который, казалось, внимательно следил за юным путешественником.

Боун с ненавистью мельком бросил взгляд на творение талантливейшего скульптора, не обращая абсолютно никакого внимания на остальные элементы культур, маркеры самого времени, которые рассказывали историю становления цивилизации, ее ошибок и надежд, ведь все они не значили для варвара ровным счетом ничего, как тысячелетия назад, так и сейчас, по сути, увы, ничего не изменилось. Единственное, что еще отделяло его от поставленной цели, было глупое видение, испытанное незадолго до его так называемого крестового похода, ведь он уже предвкушал то, что ему предстояло сделать.