Мир Софии

— Вот и отлично. Я же сказал, что беседа пойдет о нашем времени.

— И что?

— Значит, хорошо находиться именно в этом времени.

— Зайти к тебе домой?

— Ни в коем случае. Тут беспорядок. Я лазил по углам и искал подслушивающие устройства.

— Что ты говоришь…

— На другой стороне Стурторгет появилось новое кафе с французским названием, «CafePierre». Ты знаешь его?

— Да. Когда мне там быть?

— Тебе удобно в двенадцать?

— В двенадцать, в кафе.

— Договорились.

— Пока!

В самом начале первого София заглянула в «Кафе Пьер». Кафе было из новомодных: круглые столики и черные стулья, бутылки вермута с особыми пробками (из которых легко наливать, не разбрызгивая), бутерброды на французских батонах и порционные салаты…

В небольшом помещении София с первого взгляда заметила, что Альберто там нет. Вернее сказать, она заметила это не только с первого, но и со второго, и с третьего взгляда. За столиками сидело много других людей, однако София во всех лицах видела одно: это не Альберто.

Она не привыкла ходить по кафе в одиночку. Может, повернуться и зайти позже проверить, не пришел ли Альберто?

Она подошла к мраморной стойке и заказала чашку чая с лимоном. Получив ее, София села за один из свободных столиков. Она не сводила глаз с двери. Народ входил и выходил, но София отмечала про себя лишь одно: Альберто среди приходящих нет.

Хоть бы газета была в руках, что ли!

Через некоторое время София все же начала поглядывать по сторонам. В двух-трех случаях на ее взгляд ответили. София почувствовала себя барышней. Ей было всего пятнадцать, но могли дать и семнадцать… или, во всяком случае, шестнадцать с половиной.

Задумываются ли эти посетители, для чего живут? Нет, скорее они просто существуют, просто пришли и сели за столики. Все без умолку болтали, сопровождая речь энергичной жестикуляцией, однако разговоры, похоже, шли обо всяких пустяках.

София мгновенно вспомнила Киркегора, который утверждал, что отличительный признак большинства — ни к чему не обязывающая «болтовня». Интересно, эти люди живут на эстетической стадии или что-то все же имеет для них экзистенциальное значение?…

В одном из своих первых посланий Альберто писал о внутреннем сходстве детей и философов. София опять подумала, что боится взрослеть. Вдруг она тоже зароется поглубже в мех белого кролика, которого извлекают из цилиндра Вселенной?