Мир Софии

— В продолжение идеи о неизменном Я многие рационалисты также считали само собой разумеющимся наличие у человека бессмертной души.

— Но это тоже ложное представление?

— Во всяком случае, согласно Юму и Будде. Знаешь, что сказал Будда своим ученикам перед смертью?

— Нет. Откуда мне знать?

— «Всё составленное из частей разрушается». Вероятно, такие слова могли бы принадлежать и Юму. Или, скажем, Демокриту. Во всяком случае, нам известно, что Юм отвергал всякие попытки доказать бессмертие души или существование Бога. Это не значит, что он отрицал то и другое, просто он считал попытки доказать религиозную веру с помощью разума рационалистическим вздором. Юм не был ни христианином, ни убежденным атеистом. Он был так называемым агностиком.

— Это кто такой?

— Агностик — человек, который не знает, существует Бог или нет. Когда Юм лежал на смертном одре, его друг спросил, верит ли он в загробную жизнь. Говорят Юм ответил что-то вроде: «Всякое бывает — и уголь, брошенный в огонь, иногда не горит».

— Вот как…

— Ответ был типичен для его полной свободы от предрассудков. Юм признавал достоверным лишь то, о чем свидетельствовал чувственный опыт, оставляя открытым вопрос обо всех прочих возможностях. Он не отвергал ни христианскую веру, ни веру в чудеса. Но в обоих случаях речь идет о вере, а не о научном знании или здравом смысле. Вполне можно утверждать, что философия Юма разрушила последнюю связь между верой и наукой.

— Ты же сказал, что он не отвергал чудеса.

— Это не значит, что он верил в чудеса, скорее наоборот. У людей, настаивает он, есть сильная потребность верить в то, что мы сегодня назвали бы «сверхъестественными явлениями». Несколько странно только одно: все чудеса, о которых распространяются слухи, происходили либо где-то далеко, либо очень давно. Так что Юм отвергает чудеса исключительно потому, что не испытал их на собственном опыте. Однако его опыт также не доказывает, что они не могут случиться.

— Пожалуйста, объясни.

— Согласно Юму, чудо — это нарушение законов природы. Тем не менее бессмысленно говорить, будто мы на своем опыте испытываем законы природы. На опыте мы лишь наблюдаем, как камень падает на землю, когда его выпускают из рук. А если бы он вдруг не упал… тогда бы у нас был другой опыт.

— Тогда бы я сказала, что это чудо… или нечто сверхъестественное.

— Значит, ты веришь в существование двух природ — естественной и сверхъестественной. Ты, кажется, решила вернуться назад, к рационалистическому запудриванию мозгов.

— Может быть. Но я считаю, что камень будет падать на землю каждый раз, когда его выпустят из рук.

— Почему?

— Какой ты противный!

— Я не противный, София. Философу не возбраняется задавать вопросы. Возможно, мы с тобой сейчас говорим о важнейшем тезисе Юмовой философии. Отвечай же, почему ты уверена, что камень будет каждый раз падать на землю.

— Я столько раз видела это, что могу быть совершенно уверена.

— Юм сказал бы, что ты много раз на собственном опыте испытала падение камня на землю. Но ты не испытала другого: что он будет падать каждый раз. Принято считать, что камень падает на основании закона тяготения. Но мы не наблюдали самого закона, мы наблюдали лишь падение разных предметов.

— Разве это не одно и то же?

— Не совсем. Ты уверена в падении камня, потому что много раз видела такое. На этом и строит свои рассуждения Юм. Ты привыкла, что одно следует за другим, и через некоторое время ожидаешь, что то же самое будет происходить всякий раз, когда ты попробуешь лишить камень опоры. Таким образом возникают представления о так называемых «нерушимых законах природы».

— Неужели он в самом деле хочет сказать, что камень может и не упасть на землю?

— Юм был не меньше тебя уверен, что при каждой новой попытке бросить камень он непременно упадет на землю. Философ лишь указывает, что не убедился на опыте, почему это происходит.

— Тебе не кажется, что мы снова удалились от детей и цветов?

— Нисколько, напротив. Ты можешь использовать детей в качестве Юмовых свидетелей истины. Как ты думаешь, кто больше изумится камню, два часа парящему в нескольких метрах над землей: ты или годовалый ребенок?

— Больше изумлюсь я.

— Почему, София?

— Очевидно, потому что я лучше малыша понимаю, насколько это противоестественно.

— А почему ребенок не понял бы, что это противоестественно?

— Потому что он еще плохо изучил природу.

— Или потому, что природа еще не успела стать для него привычной.

— Я чувствую, ты не зря подвиг меня на эти рассуждения. Юм призывал к обострению восприятия.

— В таком случае вот тебе новое задание. Если бы ты и маленький ребенок наблюдали за потрясающим фокусником, который, скажем, заставлял бы разные предметы парить в воздухе, — кому из вас было бы веселее во время этого номера?

— Думаю, что мне.

— А почему?

— Потому что я бы поняла, насколько это ненормально.

— Хорошо. Ребенок не сможет получать удовольствие от нарушения законов природы, пока не познает этих законов.

— Можно сказать и так.