Мир Софии

— И многие, многие другие. В Норвегии собиранием произведений устного народного творчества занимались Асбьёрнсен и My. Они ездили по стране, собирая эти сочные плоды, которые неожиданно для всех оказались очень полезными и вкусными. Нужно было торопиться: плоды уже начали опадать. Ланнстад собирал народные песни, а

Ивар Осен посвятил себя норвежскому языку. Еще в середине XVIII века были заново открыты древние мифы и сказания о богах. Помимо этого, композиторы разных стран Европы стали использовать в своих сочинениях народные мелодии, пытаясь таким образом перекинуть мостик от народной музыки к авторской, то есть сочиненной определенным композитором — скажем, Бетховеном. Ведь народная музыка слагалась не отдельным лицом, а сообща, народом. Точно так же мы различаем сказку народную и литературную, например сочиненную Хансом Кристианом Андерсеном. Жанр сказки особенно усердно разрабатывался романтиками. Среди немецких мастеров этого жанра следует назвать Гофмана.

— Мне знакомо название «Сказки Гофмана».

— Сказка служила для романтиков литературным идеалом — примерно как театр, которому отдавали предпочтение перед другими видами искусства в период барокко. Сказка позволяла писателю играть своими творческими возможностями.

— Он мог изображать Бога по отношению к сочиняемому им миру.

— Совершенно верно. И тут нам пора подвести некоторый итог.

— Давай подводи!

— Философы-романтики воспринимали «мировую душу» в виде Я, которое в более или менее экстатическом состоянии творит всё на свете. Философ Фихте указывал, что бытие возникает из некоей высшей, неосознаваемой мыслительной деятельности. Шеллинг просто видел бытие «в Боге». По его утверждению, кое-что Богом осознается, однако существуют также стороны природы, которые представляют собой не осознаваемое Богом. Ведь и сам Бог обладает «ночной стороной».

— От этой мысли делается страшно, и в то же время она восхищает. Она напоминает мне идеи Беркли.

— Сходным образом воспринималась и связь между писателем и его творчеством. Сказка дала писателю возможность игры с «миросозидательной» силой его воображения. Кстати, сам процесс творчества оставался во многом бессознательным. Нередко сочинителю казалось, что повествование движется само собой, заложенной в нем внутренней энергией. Писатель творил в состоянии едва ли не гипнотическом.

— Ну да?

— Но он мог и развеивать иллюзию, мог вмешиваться в повествование ироническими обращениями к читателю, дабы хоть иногда напоминать ему, что сказка все же вымысел.

— Понятно.