Ситуация постмодерна, которую Филип Солер характеризует как «эпоху плюральностей, беспрестанно обновляющихся лиц, неожиданностей, мимолетных встреч, постоянных сопоставлений, непримеримых своеобразий», а Зигмунд Бауман назвал «жидким (текучим) модерном» [Bauman Z., 2000], ставит перед интеллектуалами, сталкивающимися вне профессиональной сферы с «профанами», противоречиями, дебатами, новые задачи, при решении которых они могут опереться только на реальные преимущества научного рационализма, формирующего экспертное знание, – ясность позиции и четкость аргументации. Именно это позволяет критически оценивать деятельность «всеобщего посредника» – современных СМИ, а наиболее ярко этот пафос на основе выявления механизмов их доминирования проявился в социологии масс-медиа известного французского социолога Пьера Бурдье.
По его мнению, основные проблемы функционирования медиа вызваны плохой «культивацией» этой сферы, а также ее беспощадной эксплуатацией, прежде всего на телевидении, где заботятся исключительно о размерах телеаудитории. С телевидения путем диктата всякая серьезная мысль изгоняется весьма простым способом: устанавливая такие нормы скорости речи, которые по природе невозможны для серьезного осмысления. Столь же плоха ситуация и в журналистике в целом, которая, по мнению Бурдье, пригодна только для «производства такой скоропортящейся продукции, как новости». Игнасио Рамоне добавляет к этому еще одно, не менее суровое обвинение в адрес масс-медиа: они повинны в превращении интересов международного капитала в универсалистскую по своим претензиям идеологию консьюмеристского общества.
Практически неоспоримое доминирование средств массовой информации стало в последние десятилетия повсеместным, и, как казалось, интеллектуалы смирились с этим, продемонстрировав при этом, по крайней мере, два альтернативных пути. Одни отступили в свои закрытые профессиональные сферы, попытавшись создать индивидуальные «башни из слоновой кости» и превратившись, по выражению Мишеля Фуко, из «общих» (general) в «частных» (particular) интеллектуалов, занятых исключительно собственными профессиональными проблемами. (Правда, мне кажется, «частный интеллектуал» в этом смысле является contadictio in adjecto, поскольку «частностью» как принципиальной ограниченностью собственным ремеслом они не страдают, ибо ученый, артист, писатель становится интеллектуалом тогда, когда выходит за рамки узкопрофессиональных интересов и берет на себя ответственность за общечеловеческие проблемы. Тем не менее такое типологическое выделение возможно.) Другие присоединились к «медиократии» (как, например, известный в прошлом своими левыми взглядами Реже Дебре, бывший в «бурные 60-е» одним из лидеров студенческого движения), подчинившись правилам игры на этом поле, где успех измеряется не качеством работы, но известностью (рейтингом), т. е. частотой появления на телеэкране.
Бурдье считает недостойными обе позиции, ибо, по его глубокому убеждению, подтвержденному им в одной из последних статей: «Те, кто имеет возможность посвятить свою жизнь изучению социального мира, не могут оставаться нейтральными и безразличными перед лицом борьбы за его будущее» [Bourdieu P., 2001. Р. 7]. Он резко выступает против сложившегося положения дел, настаивая за безоговорочной капитуляции «медиократов» и передачи ими власти в руки ученых, выступающих от имени авторитета науки. Эта битва против порожденной и распространяемой СМИ идеологии оглупления и помрачения сознания должна быть проведена и выиграна учеными под знаменем научной объективности, и примером здесь являются его собственные штудии.
В социологии масс-медиа Бурдье находят практическое применение все его основные теоретические понятия, а