Мир в подарок

– Я знаю, что ты понимаешь многое в моей речи, отпираться бесполезно. Обруч отслеживает сложные реакции, и я отлично знаю, что вы разговаривали, а не ворчали. Это непонятно – вне того, что называют обществом, любая тварь, не способная к мысленной речи, должна оставаться дикой. Ты всю жизнь исключительно жрал, спал и дрался за место в стае, как положено зверю. Но ты не дик. И я хочу знать, велико ли ваше… общество, кто тебя таким сделал и как. Вот мое предложение. Ты соглашаешься по доброй воле помогать, – говорить и рассказывать, участвовать в опытах. Все, что я спрошу и велю, волк! Я за это верну тебе твою тощую самку, щенка, дам большой загон наверху и место вожака. Время, когда нам была нужна глупая стая, кончилось. Сейчас стоят другие задачи, вы просто обязаны поумнеть и дать нам наконец завершить нашу работу. Мы возьмем свое и так, но с глупой стаей это отнимет лишнее время и окажется гораздо сложнее, – он усмехнулся. – И ты мне все скажешь, даже не желая того. И потом – поможешь. Просто будет больнее и дольше. Ненамного дольше и намного больнее. Это честное предложение, думай, раз умеешь. А я пока позабочусь о втором варианте. Чтоб не терять времени, поскольку сразу ты наверняка не согласишься.

Йялл прикрыл глаза. Он ожидал чего–то подобного.

Хозяева странные. Неужели они полагают, что хоть один волк, кроме подобных «дирту» нестабильных зверей–уродов, поверит в предложенное? Вообще–то подобных ему и нет в стае, он был такой один, вроде очередного опыта. А прочие? Да даже получив все обещанное разом, еще до своего первого слова, кто же согласится предать стаю? За всех сказать трудно, но вожаков отбирал старший, в них сомневаться глупо. Никаких общих планов и дел у волка и хозяина не может быть. Их связывает только обруч, мешающий свернуть тощую вечную шею.

Третий лежал и неспешно думал, что так встревожило хозяина, и почему здесь, в загоне, он единственный волвек. Где Первый, которого должны были спросить еще раньше? Вторым они поначалу не заинтересуются, щенков пока отдать некому, его оставят напоследок. Но Четвертый, любимый «враг», с которым так приятно грызться, потому что силы почти равны, он–то где? Чутье упорно твердило: на всем ярусе пусто, никаких волвеков. Можно предположить, что стая погибла. Но он сразу исключил этот вариант, твердо зная, как безразлична смерть волков хозяину. А произошло нечто очень небезразличное, полнящее устроившегося в кресле страхом и сомнением. У него даже руки временами вздрагивают!

Рослый закончил свои непонятные приготовления. Обернулся, чтобы коротко убедиться в молчании волка. Йялл отчетливо сознавал, как Вечный желает получить ответы не сразу, а после многих отказов. У хозяев это и называется – забава. Вечный улыбнулся почти нежно, не обнаружив в «собеседнике» намерения общаться.

Забава началась.

Йялл не предполагал, что боль может быть настолько мучительной и разнообразной. И что она может так остро бить, а потом мучительно длиться, не гася мир, словно теперь и его сознание целиком принадлежит Вечному. Бесконечный день. И нудно–спокойный методичный хозяин, деловито объясняющий, что будет дальше и время от времени спрашивающий, не передумал ли волк. Нет? Точно нет? Пару раз Третий чуть не попался, готовый словами или движением подтвердить отказ.

Хозяин вообще оказался многословен. Например, он охотно и подробно разъяснил, что это помещение зовется ла–бо–ра–то–ри–я. Дважды повторил, понимая, что слово трудное. Здесь делают опыты и работают с сознанием. Потому что очень важно понимать, как волк реагирует на угрозу, каковы его возможности по скорости, четкости восприятия, способности прогнозировать ситуацию. И как это самое сознание контролировать. Говорил рослый явно для себя, любуясь красотой фраз и тренируя голос для других слушателей. Хотя едва ли они будут внимательнее Йялла: разведчик запоминал дословно, привычно впитывая новое. Вечный деловито пояснил, что, когда наберет достаточный материал по реакциям волка на слова и фразы, будет знать, насколько понят, и без ответа. А еще будет со временем угадывать ответ, невысказанный Третьим.

Вечер на миг погасил потолок, вновь вспыхнувший по воле Вечного.

– Ладно. Нормальный зверь давно бы визжал и лизал мне руки. А ты только смотришь, и как–то очень недружелюбно и спокойно. Не жаль, значит, себя. Какой же ты тогда зверь? Попробуем иначе.

Хозяин вышел. Тело устало расслабилось, благодарно принимая отдых от боли. Сознание сжалось в недобром предвкушении беды. Кого ему будет более жалко, чем себя? Опять Сидду? Истрепанное за день сознание с трудом цеплялось за хозяина. Прошел коридором, радостно потирая руки. Повозка отвезла его наверх, но недалеко. Боль помешала следить, порвав контакт. Третий устало вздохнул. Глупо нервничать, когда ничего не решаешь. Да и не разведчик он больше. Кому он все расскажет? Не хозяину же!