Мир в подарок

Вожак в махровом халате и тапочках для меня был внове, даже настроение улучшилось. Он заметил, фыркнул и прошел в комнату, по–хозяйски устроился в покалеченном кресле. Снова сердито рявкнул, уже не нам. И в дверях возник–таки совестливый – смущенный тем, что ночью беспокоит нас, утомленных и ни в чем не повинных, – Нимар, явная причина визита Первого. Лайл кивнул, уловив догадку, и уточнил. «Малыш» весом в восемьдесят пять кило, оказывается, устроился под нашей дверью и смиренно ждал утра, подперев ее для верности плечом. У него вопрос, а тревожить отдыхающих старших в стае не принято. А уж утром он выяснит важное, все равно иначе нам комнату не покинуть. Вожак знает все про свою стаю, он услышал, проснулся, обдумал возникшее положение и вмешался. Решил потревожить то есть. Хмуро глянул на парня, требуя излагать причину бессонницы.

Нимар помялся и раскрыл ладонь, прежде прятавшуюся в кармане вместе с флаконом туалетной воды. Такие стоят на полках ванной комнаты каждого. Он бережно снял колпачок и нажал на головку, страдальчески жмурясь, но направляя спрей в лицо. Вопросительно глянул на нас: все правильно? И оглушительно чихнул. Мое чутье опознало, насколько для волвека мучителен столь резкий концентрированный запах на спиртовой основе. Тем более бедняга брызгал прямо в нос.

– Эйм сказал, гадость вонючая используется так для… – Лайл снова зарычал, – приятности. Глупее объяснить невозможно! Никто не понял, многие попробовали и задвинули дрянь подальше. А малыш вот не унялся, что–то ему запало в душу. Брызгает, чихает и мается. Вон, глаза красные, слезятся. Он упрямый, доводит себя постоянно и точно не успокоится. А мне перед штурмом невыспавшиеся щенки не нужны. Я уверен, столь странное объяснить можешь только ты, Ника.

Я кивнула. Задумалась. Сердито покосилась на декана, уютно устроившегося в уголке подремать, раз он не нужен. Растолкала и предъявила целый список необходимого. Он умница, покорно побрел к столу и начал перебирать содержимое личного наручного кристалла памяти, зевая и качая головой в такт звукам в наушнике.

Когда волвеки внимательно изучают непонятное, у них глаза становятся очень занятные – почти круглые, с пульсирующим зрачком: шире–уже. Кажется, что золото радужки то наливается светом, то бледнеет. Сейчас так дышали взоры обоих. И неотступно следили за нами. Лайл взял под контроль действия айри, а Нимар «пас» меня. Оба при этом сформировали своеобразное единое восприятие – это я как снавь говорю. У меня от их способностей голова кругом! Странно видеть собственную комнату с четырех точек зрения, нас тоже включили в обзор, да еще при частичном захвате обрывков сознания. Меня быстро замутило. А Эллару понравилось. Он умеет сразу делать несколько дел, и так видеть ему интересно.

Полчаса зевков, бормотания и нытья, – и я готова объяснять, что это за дрянь: туалетная вода. То есть мне кажется, что готова. Вот еще проблема на пустом месте!

Я достала из запасов трав и настоек, попавших на «Птенец» в очень ограниченном количестве и только благодаря предусмотрительному Риану, с пяток флаконов, три сухих листка, пузырьки с маслом и разложила–расставила на столе.

– Думаю, вы не понимаете запах по двум причинам. Слишком резкое воздействие и незнание его основы. Я бы описала духи или туалетную воду, как вариант со–чувствия . – Лайл довольно хмыкнул, значит, верно объясняю. – Или искусства. Тот, кто создал сложный запах, хотел передать настроение, впечатление и даже образ, наверное. Люди живут в мире Релата, зная с рождения запахи, звуки и образы того мира. Вы не были там. То есть надо объяснять с нуля. И на ином примере, достойном вашего тонкого нюха по своему качеству.

Лайл снова благосклонно кивнул. И мы начали. Я растерла сухой мятный лист, рассказала о растении, чае и настроении, повторила с розой и душицей. Потом мы разбирали по очереди миндаль и сосну на примере масла, сандал, присутствующий в мази, лотос в виде спиртовой настойки… Эл, оживившись, добавлял от себя отрывки музыки, когда я уставала говорить. Вечер у него обозначает любимая запись свирели северных бороев, племени, живущего за Тучегоном. Полдень – официальная музыка рода Тимази, у них барабаны вместо гимна. Утро – скрипка–рояль. Н–да, хорошо, что я попросила именно его подобрать музыку. Хо обожает современные композиции, они похуже одеколона будут для неподготовленных волвеков. Гарантирую – для Хо утро ассоциируется с воем поющих (или пением воющих?) металлургов, он их фанат.

Наконец мы выдохлись, травки–флакончики закончились. Я достала из сумочки – поясной, с которой вышла из зала Большого круга еще на Релате, она теперь хранится в ящике стола – духи. Мне их Эл подарил на острове близ древнего порта Римаса, где мы смотрели весенний закат. Не пользуюсь, но с собой всегда ношу, уже который год. Декан–то и не знал! Заулыбался, растрогался.