Мир в XIX веке

Работы Саида положили начало серии новаторских исследований, в которых были сформулированы концепции «инвенции традиций» Э. Хобсбаума и Т. Рейнджера, «воображаемых сообществ» Б. Андерсона, «гибридности» и «мимикрии» X. Бхабхи, «полуориентализма» Л. Вульфа. Нельзя не упомянуть и научную деятельность так называемой Группы исследований субалтерна, породившей целое направление в индийской историографии.

Сам термин «ориентализм» достаточно полисемантичен. Саид выделяет три его значения. Первое — научное (доктрины о Востоке и Восточном, академические знания о Востоке).

Второе — более общее — значение ориентализма заключается в его понимании как стиля мышления, основанного на «онтологическом и эпистемологическом отличии, сделанном между “Востоком” и (в большей степени) “Западом”».

Наконец, в третьем значении ориентализм предстает как «корпоративный институт», как западный стиль доминирования и осуществления власти над Востоком. В данном понимании ориентализм формируется на рубеже XVIII–XIX вв.

Основной акцент Саид сделал на изучении ориентализма как системы европейских представлений о Востоке. Но главная заслуга исследователя состоит в том, что он фокусировал внимание на взаимосвязи производства знания и имперской экспансии. Он вывел на первый план проблему роли знаний и науки в имперских проектах ориентализма (как системы репрезентаций «Других») и империализма (как практики порабощения этих «Других»).

Век шествует путем своим железным,В сердцах корысть, и общая мечтаЧас от часу насущным и полезным

Отчетливей, бесстыдней занята.Исчезнули при свете просвещеньяПоэзии ребяческие сны,И не о ней хлопочут поколенья,

Промышленным заботам преданы.Е.А. Баратынский. «Последний поэт»

Определение XIX в. как железного — не пустая метафора. В ней выражена существенная особенность этой поры расцвета индустриальной цивилизации — расцвета, в котором, по мере приближения к концу столетия, все явственнее проступали черты «Заката Европы» (О. Шпенглер), кризиса всей культуры модерна.

Железо — символ прочности, устойчивости, блеска и одновременно тяжести, жесткости и возникающей то тут, то там разъедающей ржавчины.

В XIX в. произошел мощный промышленный переворот на основе железной паровой машины, ставшей универсальным двигателем в производстве и на транспорте. Железный транспорт — паровозы, пароходы — обеспечивал динамичность прогресса, надежность, прочность связей между мировым центром и периферией.

Качества, присущие железу, стали проявляться и в общественной жизни. Сформировались большие национальные и имперские государства с жесткими системами управления (бюрократией, судом, полицией), сильной центральной властью, большими армиями, требовавшими железной воинской дисциплины и современного оружия. Жесткость и негибкость железа обнаружились в отношениях между странами и внутри стран, между государствами и людьми. Немецкого канцлера О. фон Бисмарка называли «железным». Рядовой, обычный человек в государстве все более ощущал себя винтиком большого сложного механизма.

XIX век высоко ценил свободу, активность, инициативность, деловитость. Человек получал все больше свободы, все больше возможностей для самовыражения. При этом одним из ярких призывов эпохи был девиз «Закон и порядок». Расцвет индивидуализма, жажда самоутверждения, даже наживы, имели четкий предел — интерес целого: государства, промышленной или научной корпорации, того или иного социального слоя. На смену страстям XVII, сантиментам XVIII вв. пришел меркантилизм частной жизни. Богатство, деньги уже откровенно становятся выше чувств, переживаний, духовных ценностей. Во всем стал доминировать трезвый расчет. Жестокая железная хватка стала цениться как условие устойчивости жизни, торжества в ней разума.

XIX век выступает с «апологией среднего сословия» (М. Оссовская). Средний класс тяготеет к консервативной разумности, рациональности, бережливости, трезвости, устойчивости. Машинное производство и механизация жизни помогают обеспечить все это, воздействуя на человека и меняя его ценностный мир.