22 июня 1919 г. германские делегаты согласились подписать Версальский мирный договор за исключение пункта о “виновности за начало войны”. Германское правительство согласилось с условиями мира лишь за четыре часа до выставленного союзниками срока. Первый президент веймарской Германии социал-демократ Эберт запросил фельдмаршала Гинденбурга и генерала Тренера, есть ли у Германии возможность защитить себя в случае обострения ситуации. Гинденбург просто вышел из комнаты. Тренер объяснил, что на Востоке Германия дееспособна, а на Западе она обезоружена. 28 июня Версальский договор между Германией и “Главными союзниками и ассоциированными державами” был подписан.
Парадоксально, но в определенном смысле Германия закончила войну в 1918 г., занимая в определенном смысле более сильные позиции, чем Германия 1914 г.: распался союз России с Западом, не было “окружения”. Запад раздирался взаимными противоречиями, вокруг Германии была создана сеть малых стран, подверженных влиянию германского гиганта. Большевизация России привела к тому, что она сконцентрировалась на внутренних делах. Теперь не нужно было строить флот лучше британского или армию лучше коалиции всего мира. Нужно было просто шаг за шагом овладевать влиянием в малых соседях и ослабленной России, используя при этом западный цинизм и слабости, как тогда казалось, западной демократии. После всех потерь первой мировой войны Германия странным образом могла стать еще сильнее, она стала бы еще более опасным врагом Запада в условиях, когда Россия перестала быть его союзником.
Россия как жертва войны
Для стабилизации положения России абсолютно необходимо было прекратить бессмысленную войну — продолжать дренаж крови нации уже было противоположно инстинкту самосохранения. Тот или иной выход из войны для России 1917 г. был предопределен.
В экономической сфере Россия к 1914 г. становилась мощной промышленной державой. Ее сельское хозяйство, хотя и отсталое по методам производства, сделало несколько шагов вперед и укрепило экспортные позиции России. В культурной области между Россией и Западом не было разрыва на высшем уровне, русские классики были общеевропейскими классиками. Россия могла с гордостью сопоставить себя в любой сфере творческого духа — ее мыслители, ученые и представители творческих профессий были авангардом и славой Европы. Но когда фокус смещается с элиты на общую массу населения, здесь Россия не выдерживает сравнения с ведущими странами Запада.
Для России первая мировая война была испытанием, к которому страна не была готова. Многолетняя война была губительной для огромной неорганизованной страны с плохими коммуникациями, с недостаточно развитой индустрией, с малограмотной массой основного населения. Противник 1914 г. использовал возможности раскола многонациональной России[410]
. В результате войны Россия потеряла Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Бессарабию, составлявших в совокупности 15,4 % ее населения. Потеря 817 тыс. квадратных километров территории и 28 млн подданных означала также потерю 10 % всех железнодорожных путей, трети всех индустриальных предприятий, использующих одну шестую часть всех индустриальных рабочих, производивших одну пятую всех индустриальных товаров[411].Напряжение войны имело губительные последствия для ориентированного на Запад общества, созданного Петром и непосредственно связанного — идейно, материально и морально — с Западной Европой. Изоляция и агония войны подорвала силы тонкого слоя европейски настроенного правящего класса, она вывела на арену истории массы, для которых Запад в позитивном плане был пустым звуком, а в непосредственном опыте ассоциировался с безжалостно эффективной германской военной машиной, с пулеметом, косившим русских и нивелировавшим храбрость, жертвенность и патриотизм. Фундаментальный, столетиями взлелеянный страх перед внешней уязвимостью был доведен первой мировой войной до стадии морального террора. Сколь ни велика и обильна была Россия человеческими прочими ресурсами, количество не перешло в качество. Россия стала жертвой превосходной германской организации, технологии и науки. Порожденное массовое чувство уязвимости и создало ту почву, на которой расцвел большевизм, обещавший социальный прогресс в условиях новой безопасности, построенной на основе одной из самых передовых западных теорий.