Сердце у водных животных обычно (в относительной пропорции) не так объемно, как у сухопутных: плавать легче, чем по суше бегать, потому и работы у кровяного насоса меньше. Но правая его сторона у них толще и массивнее, чем у сухопутных зверей. Под водой правому желудочку сердца труднее протолкнуть кровь в легкие: вода плотнее воздуха и сильнее сжимает грудную клетку. Чтобы преодолеть это давление на легкие, мышцы правого желудочка усилены мощью дополнительных волокон.
Выхухоль в воде чувствует себя почти как рыба. По пять минут, а по некоторым данным, по 10–12 на поверхность не всплывает, чтобы подышать. И не мерзнет и не захлебывается, когда мнет и крошит своими бугорчатыми зубами водяных жуков, улиток, стрекозиных и комариных личинок, пиявок (особенно их любит!), червей, раков, рыб. лягушек, головастиков, икру, камыш, тростник, стрелолист, кубышки, кувшинки и пр. и пр. Меню весьма разнообразное: около ста всевозможных животных и растительных блюд.
Когда выхухоль промышляет разную живность у дна, то копается в иле острым рыльцем и передними лапками, как бы идет на них по дну вниз головой, подняв зад вверх (и утконос примерно в такой же позе дно рек бороздит).
Выхухоль охотится в сумерках и по ночам, но и днем тоже. Но обычно днем, в норе скрывшись, таится. Она у нее достаточно глубокая, иногда многоярусная, если уровень реки часто меняется. (Нора пахнет, говорят, мускусом, у выхухолей под хвостом соответствующие железы.) Вход в нору всегда под водой. В норе несколько гнездовых камер, выстланных листьями и травой, и две-три запасные, чтобы обсохнуть в них после длительного путешествия под водой. В норе приносит выхухоль (после 40–50 дней беременности) одного или пять, но чаще трех-четырех сосунков Случается такое в самое неопределенное время: обычно в апреле — мае или же в августе — сентябре, но и в октябре может быть, и в любой другой месяц, даже зимой (до января). От чего зависит эта неопределенность сроков деторождения, пока не ясно.
Самец живет в одной норе с самкой и заботится о детях, «обогревая их своим теплом».
«В европейской части СССР сохранилась в бассейне Волги и Дона, в верховьях Днепра, в среднем течении Урала. Интродуцирована в пойменные водоемы южной части бассейна Оби: р. Таган в Томской области, р. Тартас в Новосибирской области и по рекам Уй и Тобол» (Красная книга СССР. 1984).
Наши ученые пришли на помощь выхухоли в самое последнее время. Еще немного, и она исчезла бы с лица земли. Усилена охрана выхухоли в заповедниках и заказниках. В Хоперском заповеднике пытаются разводить выхухоль в вольерах. Но потомство от них пока не получено.
Больше всего выхухолей в бассейне Волги — 23 тысячи особей. В бассейне Дона вдвое меньше. А в бассейне Днепра лишь две тысячи выхухолей. В других местах еще меньше. В 1978 году в СССР жило примерно 40 тысяч выхухолей.
Кагуан — существо непонятное
Одни знатоки уверяют, что кагуан, или шерстокрыл (ростом он с кошку), насекомоядный зверь, нечто вроде летающей землеройки. Другие не согласны: он лемур (летающий, конечно). Наконец, третьи доказывают: кагуан ни то и ни другое, а особое, в единственном лице представляющее целый отряд существо. Головой и мордой кагуан, или колуго, и правда похож на лемура, но зубы у него насекомоядного типа.
Самое же поразительное его морфологическое свойство — летательная перепонка, проще говоря, парашют. Она гораздо более обширна, чем у любого летающего или планирующего зверя. Кожистая, поросшая шерстью (не голая, как у летучих мышей) и натянута от самого подбородка к концам пальцев на всех четырех лапах (когти на которых. странное дело, втяжные, как у кошек!) и дальше — к концу короткого хвоста. Полностью растянув свой парашют, кагуан парит, как бумажный змей, в очертаниях почти идеальный прямоугольник. без нарушающих чистую геометрию выступов и впадин. Пролетает в одном прыжке с дерева метров семьдесят (Альфред Уоллес, весьма уважаемый исследователь, эту дистанцию измерил собственными шагами, и потому сомневаться не приходится).
Бывает, что слезает кагуан на землю, но долго на ней не задерживается, спешит, неуклюже галопируя а-ля дракон, взобраться поскорее по стволу вверх. И снова парит и парит.
Днем кагуан или спит в дуплах, или висит, уцепившись за сук всеми четырьмя лапами и укрывшись парашютом. Шкура у него серо-охристая, с мраморными разводами, очень похожа по цвету на лишайники, которыми обрастают деревья в тропиках. Дополнительный камуфляж обеспечивают особые пудреницы на его коже: из них в изобилии сыплется зеленовато-желтый порошок, и потому шкура кагуана всегда припудрена в тон с корой и листвой. Если притронуться к нему, то пальцы пожелтеют.
Очнувшись с заходом солнца от дремоты, кагуан рвет листья и плоды, побуждаемый к этому всемогущим аппетитом, и при этом висит в той же позе, в которой провел часы, заполненные сновидениями, — вниз спиной. Ест долго, потому что пища его малокалорийна.