Мирабо: Несвершившаяся судьба

Неккер отделался тем, что предложил новый заем, на сей раз в 70 миллионов, с выплатой в течение десяти лет и ставкой в 5 процентов; прежние государственные облигации допускались к подписке за полцены; Собрание пошло дальше этих гарантий.

Одобрив речь Талейрана, с которым он все еще был в ссоре, Мирабо выступил в поддержку нового проекта. Хотя второй заем был выпущен на 80 миллионов, подписчики, бесчувственные и к обещанным выгодам, и к спасению государства, никак не откликнулись.

Мирабо потребовал, чтобы отныне Собрание посвящало по два дня в неделю финансовым дискуссиям: 19 сентября депутаты приняли это предложение, в котором содержался скрытый упрек Неккеру; депутат от Экса получил еще одно очко в свою пользу. Посчитав момент подходящим, чтобы перейти к более активным действиям, Мирабо напечатал и распространил памфлет, в котором нападал на Неккера и Учетную кассу без всякой пощады: он отпускал в его адрес словечки вроде «министерского деспотизма» и обвинял во введении общественности в заблуждение.

Чтобы отвести грозу, Неккеру оставалось только откровенно объясниться, что он и сделал 24 сентября. Он поднялся на трибуну, чтобы зачитать Национальному собранию подробный отчет о текущих трудностях: срочно необходимы 30 миллионов для выплат за октябрь и 60 миллионов, чтобы завершить год; в казне же самое больше 3–4 миллиона.

«У меня душа разрывается от того, что мне приходится обрисовывать вам столь отчаянную картину», — признался Неккер.

Министр предложил возможные меры: в будущем — строгая экономия, ныне же — возобновить сбор налогов. Разумеется, понадобятся услуги Учетной кассы, но, чтобы заранее отвести возможные возражения Мирабо, Неккер припас под конец ошеломляющее предложение: «Пусть французы согласятся перечислить в казну четверть своего дохода, чтобы восстановить ресурсы; положимся на их заверения, чтобы с точностью установить сумму перечислений».

Чудесная простота этого предложения покорила Национальное собрание. Однако она вызвала дельную критику со стороны экономиста Дюпона де Немура: тот не без оснований заметил, что нужно быть очень богатым, чтобы расстаться с четвертью своих доходов, не ограничив себя в самом необходимом; если обложить этим налогом лишь тех, кто в состоянии его уплатить, как того требует социальная справедливость, сборы окажутся столь невелики, что его рентабельность будет поставлена под сомнение.

Мнение специалиста взяло верх; записку Неккера отправили в комиссию на доработку. К несчастью, она вызвала воодушевление среди ее членов, невежественных демагогов. Маркиз де Монтескью заключил, что проект подоходного налога в 25 процентов должен быть принят «на ура»; если его окажется недостаточно, чтобы наполнить пустую казну, то существует собственность, не переходящая по наследству, которой духовенство может пожертвовать во имя высших интересов нации.

Ждали только высказываний Мирабо; тот взобрался на трибуну и, к всеобщему удивлению, объявил себя сторонником проекта, в котором наверняка уже видел скорую погибель Неккера.

Собрание было удивлено, но приготовилось принять первую предложенную председателем формулировку резолюции; Мирабо посоветовал поработать над формулировкой и взвесить каждое слово. Коллеги поручили ему составить текст, и он поступил очень умно: осыпая Неккера похвалами, подтвердил его вину; предлагая принять его проект, возложил на него ответственность за возможный провал. Поэтому, когда рассеялись чары, навеянные его голосом, депутаты, предоставленные сами себе, принялись если не рассуждать, то по меньшей мере спорить, и сообразили, что окажутся в дураках, обязав сами себя уплатить налог, составляющий четверть доходов.

Некоторые представители духовенства настолько глубоко постигли эту очевидность, что предложили, себе в избавление, предоставить в распоряжение государства некоторую часть церковного имущества, например золотые украшения. В то время как дело шло к избавлению от налога посредством симонии, Мирабо вернулся в зал и зачитал свою повестку дня; он отринул все околичности и предложил «принять дословно предложения первого министра».

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой; посыпались возражения. Умеренный идеалист граф де Вирье довольно проницательно воскликнул:

— Мирабо загубил план!

Депутату от Экса пришлось вернуться на трибуну.

— Я не имею чести быть другом первого министра, — сказал он, — но будь я даже самым близким его другом, как гражданин и представитель нации, я, ни секунды не колеблясь, скорее пожертвовал бы его интересами, чем интересами Национального собрания. Эту мою позицию угадали, вернее, поняли, ибо я никогда и не пытался ее скрывать. Я в самом деле не верю, что доверие к Национальному собранию должно быть брошено на одну чашу весов с доверием к первому министру; я не верю, что спасение монархии должно быть связано с личностью кого-либо из смертных; я не верю, что королевство окажется в опасности, если г-н Неккер совершит ошибку.

После этого чрезвычайно ловкого утверждения Мирабо довел уровень дебатов до высшей точки: