Мирабо: Несвершившаяся судьба

28 октября он потребовал отменить избирательный ценз и составить списки избирателей; в тот же день он поддержал проект Талейрана о передаче церковной собственности государству. Это был удобный случай примириться с епископом Отенским, который не поддерживал с ним отношений со времен публикации «Тайной истории Берлинского двора». Талейран раскусил его маневр. Если верить Говернору Моррису, бывшему тогда послом Соединенных Штатов, в тот день генерал Лафайет спросил Талейрана, не стоит ли из осторожности уже сейчас продумать состав правительства на срок три месяца. Епископ Отенский был с ним согласен. «Они обсудили различные кандидатуры, и, будто случайно, Лафайет спросил, велико ли влияние Мирабо в Национальном собрании. Талейран ответил, что оно не безгранично».

Можно себе представить, с каким презрением он улыбался, когда произносил эти слова. Возможно, вращаясь в церковных кругах, Талейран был в курсе другой интриги Мирабо. Тот установил контакт с хранителем печатей Шампьоном де Сисе. Посредниками со стороны министра выступали Талон и Семонвиль. «Не может быть, чтобы Господь породил в одном поколении двух подобных негодяев», — скажет потом о них Мирабо.

Семонвиль, сделавший впоследствии блестящую карьеру при империи, был, возможно, самым бессовестным человеком того времени. Талон славился низостью в Парижском уголовном суде; его пьянила мысль о том, что он плетет политические интриги. Собственно, политическая роль досталась ему лишь после смерти, через посредство его дочери, знаменитой госпожи дю Кайла, платонической фаворитки Людовика XVIII.

Мирабо не поддался на авансы двух эмиссаров; он отказался от тайной встречи с хранителем печатей. Тот был как будто настроен помочь депутату от Экса, но какую цену потом придется уплатить за его услуги? Талон заявлял Сисе и Лафайету, что надо «раскрыть двери единственному человеку, который может сделать их хозяевами в их апартаментах».

Распутать все эти темные интриги, возможно, не удастся никогда. Грешил ли Мирабо избыточной осторожностью или самомнением? Понимал ли он, что все его боятся и что страх — дурной советчик? Об этом можно догадаться, читая тревожную записку, отправленную Талоном Ламарку:

«Я отправляюсь к Лафайету. Мы сделали невозможное, чтобы заставить его решиться. Планы относительно Мирабо и относительно него… Повторяю, в Национальном собрании зреет чудовищный заговор против Мирабо

».

Мирабо, полагая, что держит Национальное собрание в своих руках, собирался ударить в лоб, чтобы вырвать у него верховную власть. Некоторые депутаты почувствовали, что затевается наступление. Они пришли к Мирабо, чтобы поговорить с ним конфиденциально.

Одним из посетителей был аббат Мори, защитник церковной собственности, другим, еще более высокопоставленным, — не кто иной, как кардинал де Роган, герой «дела об ожерелье».

Слуга Легрен подслушивал через замочную скважину разговор своего хозяина с прелатом: «Я слышал, как кардинал говорил господину де Мирабо оставить его законопроект, что духовенство даст четыреста миллионов на уплату государственного долга, а десять миллионов ему заплатят наличными, так что никто ничего не узнает».

Десять миллионов! Они превратили бы Мирабо в одного из могущественнейших французских вельмож. И все же, если верить Легрену, он гордо ответил:

— Монсеньор, обо мне говорят, что я люблю деньги, мне бы хотелось их иметь, чтобы уплатить долги; но я принял место депутата от третьего сословия ради народа и не изменю присяге.

Стоит ли верить этому любопытному свидетельству? Отказался ли бы от подобного предложения человек, который не знал, на что завтра будет жить? Позвольте в этом усомниться, если только он не был совершенно уверен, что в скором времени получит безграничную власть. А в начале ноября 1789 года Мирабо не сомневался в успехе, что, впрочем, не мешало ему ежедневно жаловаться на свои финансовые проблемы.

2 ноября он возобновил сражение, призвав королевских министров «дать ответ, какие средства и ресурсы должно предоставить им Национальное собрание, чтобы финансы королевства могли быть приведены в порядок». Соответственно, он потребовал объявить, что «всё церковное имущество находится в распоряжении нации», однако следует выделять «приличные суммы на отправление культа, на содержание священников и помощь бедным». Национальное собрание приняло это предложение.

3 ноября он произнес речь о разделении Франции на новые административные округа. Мирабо потребовал соблюдать старые границы провинций, чтобы новые департаменты были вычленены внутри их; он отстаивал свою точку зрения, споря с Сьейесом.

5 ноября в Марселе разгорелись голодные бунты. Мирабо снова поднялся на трибуну. Он выступил против злоупотреблений старого правосудия и обличил неисполнение временного закона об уголовной процедуре. Один из оппонентов предложил отложить рассмотрение вопроса.