Мираж черной пустыни

— Он сейчас в школе-интернате в Найваше. Но ему уже четырнадцать, время двигаться дальше. Проблема в том, что школа, куда я хотел его отправить, претерпела полнейшую африканизацию. Помнишь школу имени короля Георга в Найроби? Теперь это Академия имени Угуру. Там новый директор, африканец, который категорически отказывается принимать в школу белых детей. Больше всего меня раздражает то, что в эту школу ходил мой отец, когда был подростком. Отец учился в этой школе с самого первого дня ее основания в 1926 году. Там даже мемориальная табличка есть с именами первых учеников: Джеффри Дональд возглавляет список. Потом я, конечно же, там учился в 1967 году. А теперь школа закрыта для белых. И что самое ужасное, в Кении нет больше средних школ, куда бы брали белых учеников.

— И что ты будешь делать?

— У меня нет другого выхода, кроме как послать его в школу-интернат в Англию. Я могу позволить себе это удовольствие, как ты понимаешь, но это дело принципа. Ричард ни разу в своей жизни не был в Англии. Его прадед, черт побери, родился в Кении!

Август принес вино и поставил его на стол вместе с бокалами, затем убрал чайные чашки. Терри налил в бокал вино и протянул его Деборе. Она сделала глоток. Вино обладало терпким, горьковатым вкусом.

— Терри, а чем ты занимаешься сейчас? — решила поменять тему разговора Дебора, стремясь унять нарастающий в нем гнев. — Ты по-прежнему сопровождаешь туристические группы или перешел на чисто административную работу?

Он рассмеялся, прикурил еще одну сигарету и откинулся на спинку дивана с бокалом в руке.

— Я вожу людей на охоту.

— Я думала, что охота здесь запрещена.

— В Танзанию. Там нет запрета. Клиенты в основном американцы.

— Прибыльное дело? — осторожно спросила она.

— Ты и представить себе не можешь, насколько прибыльное! У меня все забронировано на пять лет вперед. Когда охоту здесь запретили десять лет назад, охотники в поисках работы хлынули в другие страны. Я поехал в Судан, на Нил, помогал природе производить «естественный отбор». Популяция слонов крайне увеличилась, и они стали уничтожать урожаи. Те бивни, вот там, — он указал на огромные, выше человеческого роста, бивни, стоявшие по обеим сторонам двери, — принадлежали старому слону-отшельнику. Зверь был ранен пулей из мушкета, из-за чего совершенно обезумел, убил около тридцати человек. Я уложил его одним выстрелом и попросил, чтобы мне заплатили за работу этими бивнями, а не никчемными суданскими фунтами. — Терри пригубил вино. — В общем, я неплохо развернулся в Танзании. И мне платят американскими долларами!

— А разве разрешается ввозить охотничьи трофеи на территорию Соединенных Штатов?

— Раньше было запрещено. Джимми Картер запретил ввоз леопардов, ягуаров и слоновой кости. Однако Рейган сделал послабление: он разрешил ввозить трофеи из тех стран, где охота допускается. Моим клиентам гарантированы один лев, один леопард, два буйвола и две газели. Я вывожу их в джунгли на двадцать один день, предоставляю им ночлег и охотников-следопытов, и они платят мне за это тридцать тысяч долларов.

Дебора ничего не ответила на это.

— Я знаю, ты не одобряешь охоту, — тихо произнес Терри. — Никогда не одобряла. Но мы, охотники, все же приносим пользу. Мы выжили из Кении браконьеров. Мы были чем-то вроде неофициальной полиции. Когда в 1977 году охоту запретили, то охотники подались из страны, а браконьеры, наоборот, в страну. Им плевать, сколько и как они убивают. Они просто уничтожают зверей. Ты знаешь, что в Кении осталось всего лишь около пятисот носорогов?

Дебора посмотрела на фотографии детей Терри.

— Я рада, что у тебя все хорошо, — тихо сказала она. — Я так часто думала…