Миражи

Энцо сполоснулся, запихал свои вещи в сумку и почувствовал себя совсем хорошо. Выйдя из номера, он сперва направился к служебной лестнице, но потом передумал и подошел к лифту для гостей и спустился вниз как самый обычный постоялец. Он сразу приметил багаж Марианны Вуитон, но ее рядом не было.

– Энцо!

Это был голос Марианны.

– Сюда, Энцо.

К нему шла женщина с длинными черными волосами, такими, как у Франчески. Она была такого же роста, как Франческа, такая же стройная. Энцо зажмурился. Женщина поцеловала его. Он вздрогнул.

– Ах, милый! Ты меня не узнал!

Марианна похлопала его по плечу и засмеялась.

– Как тебе мой парик?

Энцо покачал головой. У него все закружилось перед глазами от ее смеха. Она взяла его под руку.

– Пойдем, дорогой.

Марианна приблизила губы к самому его уху. Она обожала его дразнить.

– У тебя паспорт с собой?

– Да.

– Мы отправляемся в Америку искать Франческу.

От звука ее имени его забила дрожь, и Марианна удовлетворенно улыбнулась.

– Франческу, Франческу, – нашептывала она.

Какое наслаждение – дразнить его! Ни с чем не сравнишь! Под кайфом он выболтал ей все. Теперь забавы хватит на много месяцев.

– Франческа ждет тебя там! – мурлыкала она.

Взяв его за руку, она подвела его к ожидавшему у отеля такси.

Часть третья

ПАТРИК – 1992

31

Недавно назначенный заместитель министра иностранных дел сидел в кабинете своей резиденции в Литл Хорсли, в западном Сассексе и рассматривал взятый у жены номер журнала «Вог». Журнал был открыт на странице тридцать девять, где помещалась статья об успехах творческого союза Франчески Кэмерон и Дэвида Йейтса. Статья была проиллюстрирована яркими, сочными фотографиями Терри О'Нила.

Патрик Девлин обвел пальцем контур лица Франчески Кэмерон, потом встал и подошел к бюро и достал оттуда папку. Сев снова за стол, он не мог отвести глаз от фотографии в журнале.

Он не впервые смотрел на ее снимки. У него набралась целая папка вырезок. Ему было приятно сознавать, что ей сопутствует успех, что его боль и страдания не напрасны, они помогли ее признанию. Но эта радость не могла окупить тех дней и ночей, когда он страстно и безнадежно тосковал по Франческе, отчаянно пытаясь полюбить Пенни, брак с которой не принес ему ни крупицы счастья.

За последние два года не было ни дня, чтобы Патрик не думал о Франческе, не размышлял о том, где она теперь, что делает. Несмотря на занятость, несмотря на молниеносность собственной карьеры, память не затухала. Он помнил все – шелковистую кожу, аромат волос, звук голоса. Не было дня, чтобы ему не хотелось поговорить с ней, рассказать о Пенни, вымолить ее прощение. Ни единого дня.

Иногда он задумывался о том, правда ли он был так счастлив в те дни, или они кажутся такими прекрасными на фоне сегодняшних страданий. И тогда он открывал свою заветную папку, чтобы посмотреть на эти дивные черты, на необыкновенную зелень глаз, и ему казалось, что она вновь с ним. Ощущение близости было столь ярким, что он будто слышал ее голос и чувствовал свою ничтожность по сравнению с ее природной мудростью. Мой отец был алкоголиком, говорила она, и потому я стараюсь любить его еще больше. Именно потому. А он, Патрик, при всем своем образовании и опытности, не мог достичь такой степени мудрости. Он не мог полюбить Пенни, и ему оставалось только жить рядом с нелюбимой женщиной, жить во лжи, притворяясь любящим мужем той, что превратила его жизнь в ад.

Оторвавшись от фотографий, Патрик взглянул в окно, обрадовавшись яркому солнечному дню. Он взял ножницы и вырезал статью и новую фотографию из «Вога». Потом сложил вырезки в папку, закрыл журнал. Хватит на сегодня, подумал он.

Он встал, запер папку в бюро и, выйдя из кабинета, прошел в гостиную, где положил журнал в стопку на столе. Подойдя к окну, он выглянул в сад, любуясь зеленой листвой, залитой солнцем. Пенни срезала розы. На руках ее были громоздкие рукавицы. Она была полностью поглощена своим занятием и казалась вполне довольной. Он вздохнул. Конечно, на самом деле она была далека от довольства, но, живя с Пенни, приходилось следовать девизу – день прошел, и слава Богу.

Он уже собирался отойти от окна, но тут поймал на себе ее взгляд. Она выпрямилась, потерла затекшую спину и, сняв рукавицы, помахала ему, а потом сложила руки на животе. Он подумал, как она сейчас безмятежна и как ей идет беременность. Жаль, что на самом деле все гораздо сложнее и печальнее.

Бог видит, как он пытался все исправить. Когда он первый раз увидел ее пьяной и она закатила ему скандал, он пытался понять, пытался помочь, пытался полюбить ее, как это сделала бы на его месте Франческа. Но в конце концов ее агрессивность и нежелание покончить с пьянством вымотали его и свели на нет всю нежность, которую он к ней питал. Осталось только чувство вины за то, что он не способен ничего изменить. Он еще мог ее жалеть, заботиться о ней, но любить – нет. Любить он мог только другую и ненавидел Маргарет за то, что она исковеркала его судьбу.