Дьявол! Откуда он знает?! Неужели "троянец" научился летать?
- Ничего я вам не должен, - сказал Мишуков. - Ни-че-го!
- В таком случае мне тоже придётся написать заявление. Только не об уходе, - Князев едва заметно улыбнулся, - а о том, что у меня есть неопровержимые доказательства того, что вы принимали самое непосредственное участие в деле доведения до самоубийства академика Абрамянца.
Князев знал, куда бить. Мишуков был всё-таки неплохим человеком, его конфликт с зако-ном ограничивался только двумя преступлениями: "благородным" хаком и злостным сокрытием доходов. Ни за то, ни за другое у него совесть не болела. Болела она потому, что он невольно стал соучастником самого настоящего убийства - причем, убийства человека, которого Мишу-ков знал и уважал. Но даже на Страшном суде Андрей не признался бы в своём соучастии. Ведь он же не знал, что так получится! Он этого не хотел!..
Потому, когда Князев заявил, что располагает "неопровержимыми доказательствами", в глазах у Мишукова потемнело, и он узнал, что означает словосочетание "чёрный ужас".
- У вас нет никаких доказательств! - почти прокричал он. - Нет!!!
- Вы мне не верите? - удивился Князев. - Хорошо, я готов перечислить вам имеющие-ся у меня доказательства. Это, во-первых, ответ на мой официальный запрос об авторстве ста-тьи "Из чего делают ракеты?", опубликованной в начале прошлого года в журнале "Наука". Во-вторых, письмо от члена редколлегии сетевого журнала "Инжиниринг", в котором излагаются подробности передачи ему ряда материалов по технологиям обработки высокопрочных спла-вов. В-третьих, у меня есть выписка из уголовного дела, возбуждённого по факту самоубийства академика Абрамянца, в которой указывается, что статья "Из чего делают ракеты?" и распе-чатки файлов из "Инжиниринга" были обнаружены на рабочем столе академика во время ос-мотра квартиры через три часа после его смерти. В качестве улик эти материалы к делу при-ложены не были, но это поправимо.
Шантаж! Какой грубый шантаж!
Мишуков понял, что спорить и оправдываться здесь, в этом кабинете, нет никакого смыс-ла. Более того, это только усугубит его, Мишукова, и без того шаткое положение: мало ли что ещё у Князева припрятано в заначке.
Поэтому, чуть переведя дух, он спросил:
- Какие гарантии?
- О чём вы?
- Какие вы даёте гарантии, что если я скажу вам фамилию и напишу заявление, то вы сразу после этого не передадите свои... улики... следователю?
Князев не ответил сразу, и Мишуков вскинул голову и впервые за весь разговор взглянул Ефиму в глаза. Взгляд Князев имел отстранённый - видимо, размышлял; потом лицо его про-яснилось:
- Моего честного слова вам достаточно?
Мишуков подумал. Честное слово Князева имело определённый вес: он никогда им не разбрасывался, а если кому-нибудь давал, то держал до конца. Об этом самом честном слове на кафедре ходили легенды. Ну и анекдоты, конечно. С другой стороны, дело было больно уж щекотливое, одного честного слова - мало, недостаточно.
Но раз пошёл деловой разговор, то можно попробовать торговаться.
- В каком виде у вас те две... улики... о которых вы говорили? спросил Мишуков.
- Два письма. Оба заверены подписями и печатями.
- Я согласен поверить вашему честному слову только в том случае, если вы отдадите мне оригиналы этих писем.
Это было неприкрытое оскорбление, но Князев, что-то просчитав про себя, кивнул:
- Понимаю. Отыгрываем время, Андрей Вадимович?
Мишуков никак не прокомментировал его последний вопрос.
- Что ж, я согласен, - подвёл итог Князев.
Ефим открыл верхний ящик стола и достал простую папку-скоросшиватель.
- Теперь - фамилию, - сказал он, выкладывая папку на край стола, рядом с дискета-ми.
- Фамилия - Гусаков, - ответил Андрей.
У него не было причин лгать: сделка есть сделка - да и самому Андрею эта фамилия ничего не говорила. Но зато Лысому Гере, который в этот момент парился в "аквариуме" чет-вёртого отделения милиции города Ветрогорска, эта фамилия сказала бы очень многое. Почти всё.
3.
Ефим Князев и Кирилл Артемьев встретились в конце рабочего дня, в шестнадцать ноль-ноль, на квартире у Князева (улица Береговая, дом 13, корпус 1, квартира 406, пятый этаж). Собственно, это Артемьев пришёл к Князеву, а тот его ждал, заварив крепкого кофе и устроив-шись по давней привычке в огромном кресле у окна с видом на реку Ворону и речной вокзал на противоположном берегу.