Мировой кризис

Переезжая вторично Атлантику на пароходе «Джордж Вашингтон», президент Вильсон был уже не прежним Вильсоном. В Соединенных Штатах на его долю достались тяжелые дни. Обед в Белом доме в честь сенатской комиссии по иностранным делам обнаружил перед ним ту непримиримую партийную злобу, которую он сам вызвал к жизни и которая теперь его преследовала. «Сенаторы Нокс и Лодж все время оставались совершенно молчаливыми, отказывались задавать какие-либо вопросы или действовать в том духе примирения, которым должно было быть проникнуто собрание». Республиканцы противопоставляли доктрину Монроэ идее Лиги наций. Если возникнет спор между Испанией и Бразилией или между Англией и Венесуэлой, и Лига наций скажет, что виновата Бразилия или Венесуэла, то будут ли США вынуждены принять сторону той или другой европейской державы только в силу «беспристрастной справедливости»? Этот вопрос был жестоким ударом, заставившим президента склониться под его тяжестью. Он испытывал то же, что испытывал Сметс, который ясно сознавал, что мандатная система для колоний была приемлемой для всего мира, только не применительно к германской юго-западной Африке.

В своей речи в нью-йоркском оперном театре президент, раздраженный той безжалостной оппозицией, которую – он это сознавал – ему придется встретить, почти прибегнул к открытой угрозе. «Устав Лиги наций, – заявил он, – будет так тесно сплетен с мирным договором, что нельзя будет отделить один от другого».

На это заявление американцы реагировали крайне враждебно.

Да! «Джордж Вашингтон» вез на этот раз в Европу человека, который многому успел научиться! Он знал теперь, что несправедливость, порочные государственные деятели Старого света находили себе опору в еще более порочных нациях этого Старого света и что американскому идеалисту предстояло быть отвергнутым своим собственным народом. «Поучать мир» было уже не нужно. Теперь оставалось лишь, не дискредитировав себя, выйти из крайне трудного и ответственного положения. Во время первого путешествия президента в Европу все его моральное негодование было сосредоточено на Старом свете; теперь две трети по крайней мере этого чувства он щедро уделял Новому свету. Тогда его главной целью было склонить европейских политиков на свою точку зрения; теперь он узнал, что к порядку всего больше следует призвать Сенат Соединенных Штатов. Он, безусловно, испытывал теперь почти дружелюбное чувство ко всем этим европейским государственным мужам, которые так же, как и он сам, вели борьбу с теми, кто на них несправедливо нападал и сговориться с кем было невозможно. Не настало ли для них время действовать сообща, помогая друг другу? Как можно было надеяться добиться разрешения мировых задач, пока во все это вмешивались то народные массы, то Сенат, то несколько сотен талантливых журналистов? Трое или четверо людей, совместно спокойно обсуждающих дела мира, могли бы, если бы они действовали быстро, отвратить грозившие всем крушение и хаос. В конце концов Ллойд-Джордж и Клемансо, пользовавшиеся всеобщим доверием, славой всем известных лидеров значительного парламентского и демократического большинства, отнюдь не могли бы быть названы недостойными его коллегами. Теперь, когда он с ними познакомился, он понял и их качества и причины, делавшие их такими сильными. Он завидовал тому доверию, каким они пользовались в народе. Оба они были миролюбивы, умны и рассудительны: искренно желали быть с ним в хороших отношениях и в то же время твердо стояли на страже интересов своих стран. Если они не в состоянии дать миру справедливость или по крайней мере ясно определить, в чем именно она должна заключаться, то во всяком случае они втроем смогут дать людям – мир.

С уверенностью нельзя, разумеется, утверждать, что таковы именно были размышления президента Вильсона во время его путешествия; все это относится к области догадок. Все, что достоверно известно, это то, что по приезде в Европу он остался далеко не доволен полковником Хаузом. За время его отсутствия Хауз успел свыкнуться с той расслабляющей атмосферой, какою дышала Европа, и сумел к ней приспособиться. Такие понятия, как: «мы должны что-нибудь решить», «мы должны смотреть фактам прямо в лицо», «каждый должен идти на уступки» – крепко засели в его спокойном, благодушном и в то же время до крайности практическом уме. Вильсон совершенно не желал, чтобы во время его вторичного приезда в Европу Хауз указывал ему на тот путь, который уже, по-видимому, он успел избрать себе сам. Поэтому он сказал ему: «Ваш обед (т. е. тот, который вы советовали устроить) в честь членов комиссии по иностранным делам Сената потерпел полную неудачу в смысле абсолютной невозможности до чего-нибудь договориться».

Что произошло за время его отсутствия? Ллойд-Джордж уехал домой. На Клемансо 19 февраля было сделано одним анархистом покушение; он был ранен и несколько недель не мог работать.