Многие на Западе интерпретируют события на каирской площади Тахрир как доказательство того, что альтернативы диктатуре следовало начинать искать значительно раньше. На самом деле проблема заключалась в том, что США затруднялись с обнаружением в египетском обществе тех «элементов», из которых способны вырасти плюралистические институты, и лидеров, их поддерживающих. (Вот почему кое-кто четко разделяет гражданскую и военную власть и поддерживает демократию «Братьев-мусульман».)
Демократические устремления Америки в регионе, воспринятые обеими сторонами, обернулись потоком идеалистического красноречия. Но представления о демократии регулярно опровергались насущными заботами о безопасности страны. Все, кто ратовал за демократизацию, быстро понимали, как сложно отыскать лидеров, которые видят в демократии не только средство достижения собственных целей. В то же время сторонники стратегической необходимости не смогли доказать, что существующие режимы способны эволюционировать в демократические или хотя бы в реформаторские. Демократизация не в состоянии заполнить политический вакуум; реализации стратегического подхода препятствовала ригидность официальных институтов.
«Арабская весна» началась как восстание нового поколения во имя либеральной демократии. Вскоре молодежь отодвинули, восстание заболтали или даже подавили. Восторг обернулся параличом. Действующие политические силы, в лице армии и (в сельской местности) религии, оказались крепче и лучше организованными, нежели средний класс, собиравшийся на демонстрации за демократию на площади Тахрир. На практике «арабская весна» лишь обнажила, а никак не помогла преодолеть внутренние противоречия арабо-исламского мира и политики, которая в нем проводится.
Часто повторяемый ранний лозунг «арабской весны» «Народ требует свержения режима» оставлял открытыми важнейшие вопросы – кто такой этот «народ» и кто займет место свергнутых властей. Призывы демонстрантов к свободе в политике и экономике очень быстро сменились столкновениями между протестующими и сторонниками авторитаризма и исламистской идеологии, которых поддерживали военные.
В Египте демонстранты, оккупировавшие площадь Тахрир, выступали за космополитизм и демократию, но их сложно назвать полноправными «сыновьями революции». Да, активность в электронных медиа и социальных сетях способна свергать режимы, что и было доказано, однако для реального строительства новых государственных институтов мало просто собраться на площади. В вакууме власти, возникшем после первоначального успеха протестов, партии «дореформенного периода» ловко манипулировали настроениями населения. Соблазн обеспечить народное единство через комбинацию национализма и фундаментализма оказался сильнее исходного посыла протестующих.
Мохаммед Мурси, лидер «Братьев-мусульман», при поддержке коалиции еще более радикальных фундаменталистских групп был избран в 2012 году на пост президента (хотя в разгар событий на площади Тахрир «Братья-мусульмане» клялись не рваться во власть). Новое исламистское правительство сосредоточило усилия на институционализации полномочий, а его сторонники развернули кампанию запугивания и преследования – женщин, национальных меньшинств и диссидентов. Военный переворот, когда правительство низложили и объявили о «новом старте» политического процесса, одобрили даже представители отныне маргинального, светского и демократического крыла.
Все случившееся заставляет задуматься о «гуманитарной» внешней политике. Она отличается от традиционной тем, что критикует концепции национальных интересов и баланса сил за недостаток морали. Она предпочитает не рассуждать о преодолении стратегических угроз, но стремится к устранению условий, которые способствуют нарушению универсальных принципов справедливости. Задачи и цели такой внешней политики отражают важнейшую составляющую американской традиции. Однако, реализуемые на практике, в рамках глобальной стратегии США, они порождают собственные дилеммы. Обязана ли Америка одобрять все без исключения народные возмущения против любого недемократического правительства, в том числе против тех, которые до сих пор признавались ключевыми для поддержания международного порядка? Каждый ли протест является демократическим по определению? Саудовская Аравия остается союзником, только пока на ее территории не начнутся публичные выступления? Американский «вклад» в «арабскую весну» состоял в осуждении, критике и помощи в свержении тех режимов, которые Америка считала автократическими, в том числе правительства Египта, прежде – важнейшего союзника США. Некоторые традиционно дружественные правительства – в Саудовской Аравии, например, – усмотрели в происходящем угрозу американского ухода, а не демонстрацию преимуществ либеральных реформ.