Мировой порядок

После «краха коммунизма и либерализма» и на фоне упадка могущества Запада исламское пробуждение отзовется во всем мире; Хаменеи посулил глобальное объединение мусульманской уммы (создание транснациональной общины верующих) и восстановление ее центрального положения:

«Конечной целью может быть только создание великой исламской цивилизации. Все составные части Исламской уммы – в форме разных наций и стран – должны стремиться к тому результату, который изложен в Священном Коране… Благодаря истинной вере, знаниям, морали и постоянной борьбе исламская цивилизация может одарить мир передовыми достижениями мысли, установить благородные нормы поведения для уммы и для всего человечества, может стать стимулом к освобождению от материалистических и репрессивных взглядов и коррупционной политики, которые лежат в основе современной западной цивилизации».

Хаменеи высказывался на эту тему и ранее. Как он сообщил делегатам съезда иранских военизированных формирований в 2011 году, протесты на Западе свидетельствуют о глобальном духовном голоде и поисках легитимности, воплощенной в иранской теократии. Мировая революция не за горами:

«События в США и Европе предполагают грандиозные перемены, которые мир увидит в ближайшем будущем… Сегодня лозунги египтян и тунисцев повторяют в Нью-Йорке и Калифорнии… Исламская Республика ныне является фокусом пробуждающегося стремления народов, и именно эта реальность так расстраивает наших врагов».

В любом другом регионе подобные заявления воспринимались бы как революционный вызов: теократ, обладающий верховной духовной и светской властью и представляющий важного игрока на мировой арене, публично озвучивает проект строительства альтернативного мирового порядка, опровергающий тот, который признан мировым сообществом. Ведь фактически лидер Ирана заявил, что универсальные религиозные принципы, а отнюдь не национальные интересы и не либеральный интернационализм будут доминировать в новом мире, возникновение которого он предрек. Озвучь такие мысли азиатский или европейский лидер, они бы вызвали шок. Однако тридцать пять лет аналогичных лозунгов приучили мир к радикализму иранского руководства на словах и в делах. Со своей стороны Иран сочетает оспаривание современности с тысячелетней традицией исключительно тонкого государственного управления.

Традиция иранской государственности

Первое практическое воплощение радикальных исламистских принципов в качестве государственной доктрины случилось в 1979 году, в столице страны, от которой этого меньше всего ожидали, – страны, в отличие от большинства ближневосточных государств, имевшей долгую и великую историю и всегда выказывавшей уважение к своему доисламскому прошлому. Поэтому когда Иран, пребывавший в статусе легитимного государства вестфальской системы, внезапно превратился в поборника радикального ислама после революции аятоллы Хомейни, региональный порядок на Ближнем Востоке оказался низвергнут.

Среди всех стран региона Иран обладает самым, пожалуй, сплоченным чувством национальной идентичности и может похвалиться наиболее давней традицией управления с учетом национальных интересов. В то же время иранские лидеры имеют обыкновение стремиться далеко за современные границы Ирана и редко соблюдают вестфальские концепции государственности и суверенного равенства. Своим возникновением Иран обязан Персидской империи, которая, считая все ее «инкарнации», с седьмого века до нашей эры вплоть до седьмого столетия нашей эры, владела большей частью нынешнего Ближнего Востока, а также рядом территорий Центральной и Юго-Западной Азии и Северной Африки. Блистательные искусство и культура, многоуровневая бюрократия, богатый опыт управления удаленными провинциями и огромная многонациональная армия, закаленная в успешных кампаниях, – вследствие всего этого Персия привыкла считать себя особенной, а не просто одной из многих. Персидский идеал монархии возвеличивал правителя до квазибожественного статуса как великодушного повелителя множества народов – «царя царей», вершившего правосудие и проявлявшего толерантность в обмен на мирное политическое подчинение[71].

Персидский имперский проект, как и в классическом Китае, представляет форму мирового порядка, в которой культурные и политические достижения и психологическая уверенность играют не менее важную роль, чем традиционные завоевания. Греческий историк Геродот (пятый век до нашей эры) описывал самоуверенность народа, принявшего лучшее из иностранного опыта – мидийскую одежду, египетские доспехи – и теперь мнящего свою державу центром свершений человечества: