Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического бума и распада общества

Буковски пишет: «Люди хватают наугад все, что ни попадя: коммунизм, здоровая пища, серфинг, балет, гипноз, групповая психотерапия, оргии, мотоциклетная езда, травы, католицизм, тяжелая атлетика, путешествия, здоровый образ жизни, вегетарианство, Индия, рисование, писание, ваяние, музицирование, дирижирование, туризм, йога, секс, азартные игры, пьянство, тусовки, замороженный йогурт, Бетховен, Бах, Будда, Иисус, машина времени, героин, морковный сок, самоубийство, костюмы индпошива, самолетные прогулки, Нью-Йорк Сити»[26].

Здесь в один ряд поставлены музицирование и гипноз, здоровая пища и героин. Иисус для автора имеет такое же значение, как Бетховен и Бах. А те, в свою очередь, важны для него лишь настолько, насколько важен для него морковный сок.

Мир стихотворения похож на линию, которая состоит из равно ничтожных для человека точек. Все является ничтожным потому, что нет главного, то есть того, относительно чего человек мог бы определить, что в его жизни является значимым, а что – нет. Отсутствует ось восприятия, благодаря которой человек отделяет важное от неважного.

Стихотворение очаровывает многих своим нигилистическим пафосом. Но те, кто поместил это стихотворение на свою страничку в Интернете, наверное, с удивлением узнают, что пафос этот небезопасен. Интеллектуальное срастание с мировоззренческой основой стихотворения может запустить процесс, который А. Г. Данилин охарактеризовал как «шизофреническая диссоциация личности».

Дело в том, что, утратив ощущение главного в своей душе, человек оказывается неспособным логически объяснить и «связать в единую смысловую систему свои переживания»[27]

. Когда личность лишается единого центра, то она «распадается на эмоциональные осколки», которые состоят из «кусочков» личностного единства, пытающегося спастись. Такие частички имеют свойство стремиться к автономному существованию. И каждая из них «постарается стать центром восприятия – создать новое “Я” (новое единство)»[28].

Следы такой диссоциации, распада, видны на полотнах художников, которые испытали на себе воздействие психоделической (наркотической) культуры. Их полотна, напоминающие рисунки больных шизофренией, становятся «вместилищем любых “обрывков”»» материального мира, который для автора был когда-то значимым (фрагменты фотографий, цифр, схем и пр.). Художник напоминает ребенка, который, разбив мозаику, не может ее собрать потому, что «не может вспомнить целого – изображения на мозаике до того, как она разбилась».

Подобным образом и психически больной человек, прошедший через распад личности вследствие заболевания шизофренией, или наркозависимый человек, прошедший через распад личности вследствие зависимости от LSD, «пытается собрать воедино осколки своей личности». К нему также применимы слова цитируемого психиатра о рисунках, сделанных людьми с диагнозом «шизофрения».

В этих рисунках читается потребность найти ту силу, «которая сможет вновь внушить или привнести на полотно утраченный смысл» [то есть – потребность объединить вокруг какой-то идеи разорванные элементы, придать им значимость через приобщение к этой идее]. Читается также и в авторах этих рисунков наличие потребности привнести «в собственную личность и окружающую реальность – утраченные ориентиры». «Миры рисунков отражают хаос, тоскующий о возврате Творца – Логоса сознания»[29].

Вследствие утраты главного человек лишается возможности совершить осмысленный выбор

Рассуждения Данилина, подкрепленные доводами Тихомирова Л. А., выходят за рамки наркологии и психиатрии. Они пускают побеги в область философии.

Тихомиров Л. А. пишет, что человеческая личность не может примириться с воззрением, что у истории нет разумного смысла. Если жизнь всего лишь «бездушный процесс природы», то этот процесс не имеет смысла и ни к чему не ведет. Вследствие принятия такой мировоззренческой концепции за точку отсчета, у человека опускаются руки и он замирает в «познавательном отчаянии». Но неудача постичь смысл событий не останавливает его надолго. И человечество упорно устремляется «к вечному вопросу о целях жизни, целях истории», как только у него появляется возможность найти какие-то данные для суждения по этому вопросу.

И это упорство сознания вполне понятно. Ведь, примирившись с указанным воззрением, человек обрекает себя на бессознательное существование. Он по необходимости отказывается от всего высокого в своей личности вследствие пропавшего различия между высоким и низким. «Вопрос о том, что высоко и благородно, а что низко и гнусно, всецело зависит от целей жизни. То, что для одних целей было бы высоко, – для других целей придется признать нелепым»[30].

Если различия между высоким и низким пропадают, то все ценности приобретают равное значение. Распределение объектов по шкале значимости становится невозможным. Ведь приоритеты мы можем расставить, только соотнеся объект с тем главным, что у нас есть.