Миры Филипа Фармера. Том 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол

— Благодарю вас за такую глубокую любовь ко мне, — усмехнулся Хэл, но тут же прибавил, стараясь, чтобы голос звучал как можно серьезнее: — Я счастлив ощущать вашу неусыпную опеку, знать, что вы всегда на страже, чтобы управлять мной и не давать мне сбиться с пути верносущности в мнимобудущее.

— Я давал клятву на «Западном Талмуде», что не оставлю тебя до конца жизни, — торжественно сказал Порнсен.

Хэл, усмиренный упоминанием священной книги, осторожно тронул машину с места и первые пять минут ехал так медленно и осторожно, что даже иоаху было не к чему придраться. Но потом нога как-то сама собой нажала на педаль, и деревья со свистом понеслись мимо. Он искоса взглянул на Порнсена — его сжатые зубы и напрягшееся тело говорили о том, что тот снова раздумывает, как бы покрасочнее описать всю многоложность поведения своего подопечного в рапорте, который он подаст верховному уззиту, как только вернется на корабль.

Хэл Ярроу всей грудью вдыхал ветер, бивший в лицо. Да пошел этот Порнсен к Ч! И верховного уззита туда же! Кровь в нем бурлила — воздух этой планеты был нисколько не похож на безвкусный спертый воздух Земли. Он наслаждался. Он дышал свободой и счастьем и настолько опьянел от этого, что, попадись ему сейчас сам архиуриэлит, он бы не побоялся дернуть его за нос.

— Осторожно! — заверещал Порнсен.

В ту же секунду Хэл успел краем глаза заметить большого антилопоподобного зверя, внезапно метнувшегося из леса справа наперерез машине. Хэл тут же вывернул руль, машина пошла юзом и забуксовала в глине. Хэл еще не постиг всех тонкостей вождения, и поэтому, хотя ему и удалось избежать столкновения, зверь все же пропорол рогом правый бок машины, насквозь проткнув и рукав Порнсена. После того как ей наподдали рогом, машину понесло прямиком в земляной холм на обочине, и, врезавшись в него, она подпрыгнула, сопроводив свое приземление взрывом всех четырех покрышек. Но даже это ее не остановило: на Хэла мчался огромный куст, он попытался как-то исправить положение, но было уже слишком поздно. Машина еще раз подпрыгнула, Хэла швырнуло грудью на руль, сверху навалился орущий Фобо, отчего давление руля на ребра стало невыносимым. Хэл тоже закричал и скинул очкеца со спины.

Затем внезапно наступила тишина, лишь из треснувшего радиатора с тоненьким шипением вырывалась струйка пара. Хэл начал поспешно выпутываться из цепких колючих объятий куста и вдруг застыл, завороженный взглядом больших карих глаз, возникших в ореоле сплетения веточек и пара. Он потряс головой. Глаза? И руки, как ветви? Или ветви — как руки? Он, наверное, подпал под власть кареглазой нимфы. Или, как их там звали… дриады? Но спросить об этом было некого: кто мог знать хоть что-то о нимфах и дриадах, если их вымарали из всех книг, включая хасковское издание «Исправленного и верносущного Мильтона». Только благодаря своей специальности Хэл был допущен к прочтению экземпляра «Потерянного Рая», не подвергавшегося цензуре, откуда и узнал о классической древнегреческой мифологии.

Мысли скакали в его голове, сверкали и вспыхивали, словно огоньки на приборной панели «Гавриила»: нимфы иногда оборачивались деревьями, чтобы скрыться от своих преследователей. Так, может, сейчас на него смотрела одна из этих сказочных женщин, бросая кроткие взгляды из-под ресниц, длиннее которых он не видел в своей жизни?

Хэл закрыл глаза и страстно пожелал, чтобы, если даже причиной этого дивного видения стала какая-нибудь травма головы, она оказалась неизлечимой: галлюцинации вроде этой стоят того, чтобы сохранить их на всю оставшуюся жизнь. И его мало волнует, насколько они верносущны. Или многоложны.

Он открыл глаза. Галлюцинация исчезла.

«Это была всего лишь антилопа! — мысленно вздохнул он. — Это она смотрела на меня. А теперь она ускакала. Удирая с места столкновения, она оглянулась и посмотрела на меня сквозь куст. Это были глаза антилопы. А мое темное «я» дорисовало вокруг них белое лицо, черные длинные волосы, стройную шею, пышные груди… Нет! Это многоложество! Всего-навсего мое больное подсознание, ошеломленное шоком, на секунду выпустило на свет все то, что тайно кипело и мучило меня все это время на корабле, где я не видел ни одной женщины, разве что на фотографиях…»

Но тут он забыл о глазах: в нос ударила сильнейшая едкая вонь. Похоже, авария сильно испугала очкецов, что вызвало у них непроизвольное расслабление сфинктера, контролирующего шейку «психсумки». Этот пузыревидный, расположенный у поясницы орган некогда использовался пращурами этаозцев как мощное средство защиты (примерно как у земного жука-бомбардира). У современных очкецов этот орган выполнял функции некоего психического клапана, помогавшего им снимать внутреннее напряжение. Но хотя его действие было достаточно эффективным, у него были и свои отрицательные стороны. Так, например, очкецы-психиатры могли работать только с постоянно открытыми окнами, а с особо трудными пациентами даже в противогазе.