Миры Филипа Фармера. Том 13. Экзорцизм: Ловец душ; Плоть

Фиск проверял соединение обоих проводков, едва принес машину вниз. У него нет причин проверять их заново. Не могли же контакты ослабнуть. Во всяком случае, насколько ему известно.

Карфакс застонал под клейкой лентой: Фиск уставился на заднюю панель.

— Как это, черт побери, могло случиться? — пробормотал Фиск.

Он наклонился и осмотрел болтающийся кабель.

— Мокрый!

Он посмотрел на Карфакса и ухмыльнулся:

— Ах ты, хитрый, пронырливый сукин сын!

Фиск вставил кабель на место и вернулся к передней панели. На сей раз индикатор не загорелся.

И Карфакс стал незрячим, глухим, безъязыким, лишенным всех ощущений, кроме мысли. И безмолвного вопля ужаса, отдающегося эхом из ничего в ничто.

Фиск был прав. Нет слов, способных описать, что такое быть рэмсом.

Он, представлял себе неописуемое нечто, погруженное в ничто.

А затем он стал чем-то понятным.

Он снова мог видеть, слышать, обонять и осязать.

Сидящая напротив него за столом миссис Вебстер кричала, и остальные тоже кричали или вскакивали со своих мест.

Он посмотрел вниз. Его голые груди были большими и округлыми. Их соски толщиной с кончик большого пальца выкрашены в желтый цвет. Юбка колоколом на неокритский манер.

— Оно вошло в тебя, Шегети! — взвыл мужчина.

Карфакс был не настолько туп, чтобы не сообразить, что произошло.

Миссис Вебстер была права. Хватка ослабела — и он устремился прямиком в психическую конфигурацию ее сеанса, ментальный аналог МЕДИУМа. Словно поток электронов, он выбрал путь наименьшего сопротивления. Дыра в напряжении, как туннель, привела его на землю, в ее присутствии он совершил квантовый скачок из своего мира в вэмс и обратно в свой мир.

Миссис Вебстер уже не кричала. Она стояла и смотрела на него.

— Ты показался мне знакомым, — сказала она. — Ты злой дух?

— Не более, чем любой человек, — ответил он. — Принесите мне телефон и соедините с сенатором Лангером.

ПЛОТЬ

_{© перевод М. Левина}

Мужественной u любящей жене Бетт

ПРЕЛЮДИЯ

Перед Белым Домом шумела, кричала и ржала толпа. Визжали женщины, гудели мужчины. Детских дискантов слышно не было. Детей оставили дома под присмотром не достигших полового созревания старших братьев и сестер. Не для детей было ожидаемое ночью зрелище. Они не поняли бы обрядов, самых священных, совершаемых во имя Великой Белой Матери.

Да и небезопасно было бы им сегодня. Столетия тому назад (считая от сегодня, 2860 года по старому стилю) детям разрешалось присутствовать. И многие погибали, в буквальном смысле разорванные на куски в час безумий.

Сегодня и взрослым было небезопасно. Всегда бывали серьезно изувечены и даже убиты многие женщины. Всегда много мужчин оказывалось жертвами толпы пускающих в ход ногти и зубы женщин, вырывающих мужские корни и бегающих потом по улицам, размахивая трофеями в воздухе или зажав их в зубах, неся на алтарь Великой Белой Матери в Храм Темной Земли.

На следующей неделе, в шабаш Пятницы, одетые в белое Уста Матери, жрецы и жрицы, упрекнут выживших за излишнее усердие. Но ничего страшнее суровых слов распекаемых не ждало, да и те на них не всегда обрушивались. Кто может обвинить человека, воистину одержимого Богиней? Да и чего могли ожидать Уста? Разве не каждый раз при рождении Солнце-героя, он же Царь-Лось, было одно и то же? Ну, разумеется, Уста знали, что надо успокоить почитателей, дабы те вернулись к нормальной жизни. Слушай, молись и забудь. И жди следующего раза.

Да и жертвам не на что было жаловаться. Их похоронят в гробнице, над ними скажут молитвы и принесут в жертву оленей. Духи убитых напьются крови жертв и будут трижды благословенны в веках.

Окровавленное солнце скользнуло за горизонт, внезапно в шепоте сумерек надвинулась ночь. В толпе стало тише — представители великих братств выстроились вдоль Пенсильвания-авеню. Началась страстная перепалка между вождем братства Северного Оленя и вождем Лосей. Каждый требовал, чтобы парад открыло его братство. Разве не были оба они пантоносцами? Разве не панты носил в этом году Солнце-герой?

Джон Ячменное Зерно, одетый по ритуалу с головы до ног в зеленое, багроволицый, попытался, шатаясь, решить их спор. Как всегда, он к ночи уже был слишком хорош, чтобы ясно говорить или хотя бы самому понимать, что говорит. Немногие удавшиеся ему членораздельные слова лишь подлили масла в огонь. Гнев вождей разгорался тем охотней, что каждый был не на шутку пьян. Они даже схватились за рукоятки ножей, хотя и отлично знали, что не посмеют их обнажить в этот час.