Миры Филипа Фармера. Том 14. Властелин Тигр

Тотчас же Раса накрыло волной смрада. Из козлиного трупа выползали жирные черви, а за ними следом — какие-то странные прыгающие создания, крохотные черные человечки с крокодильими лапами и головами размером с туловище. Их распахнутые пасти, заполненные острыми белыми зубками, не имели на жутких головках определенного места и постоянно съезжали то на затылок, то обратно. Все головы как одна напоминали Галабу, духа смерти вонсу.

Снова перед Расом возник синеокий череп.

— Меньше смерти — больше жизни, — возгласил он на вонсу.

Крохотные попрыгунчики дружно распахнули пасти и завыли следом:

— Меньше жизни — больше смерти!

Твари кишмя кишели кругом; множество их уже карабкалось по телу Раса. Прикосновения крохотных лапок обжигали холодом.

Рас понял, что его собираются съесть. Он резко подпрыгнул, стряхивая с себя нечисть.

И очнулся от кошмара. Сон улетучивался, как капли воды с тела после купания в озере. Но прикосновения крохотных холодных лапок остались и в реальности. Рас продрал глаза: со всех сторон — сверку, снизу, — справа, слева — двигались тысячи древесных лягушек, целое море лягушек. Они ползли и прыгали по деревьям, по гнезду и прямо по Расу…

Рас решил не дергаться. Он терпеливо переждал шествие безобидной орды. В безоблачном небе светила полная луна. И лунные лучи, струясь сквозь листву, обращали ее в облако удивительных бледно-желтых ночных бабочек. Свет запрыгал на молочной реке удаляющихся скользких тварей, беззвучных в своем порыве к неведомой им самим цели. Только шорох листвы нарушал тишину. При дневном свете, вспомнил Рас, лягушки снова примут естественный зеленоватый оттенок. Лишь лапки с присосками останутся как древесная кора.

Наконец шорох, иссяк. Рас снова был один. Он попробовал уснуть снова, но не сумел. Уселся и выудил из, своего мешка кремневые резцы и брусок чудесной светло-розовой древесины средней твердости. Рас возился с ним, пока не прояснилось, что из того выходит. Когда небо на востоке посеребрилось, он закончил. Череп леопарда с цветками вместо глаз вполне передавал впечатления от ночного кошмара.

Рас повертел его так и сяк, затем самокритично изрек:

— Неплохо, но могло быть и получше.

Он встал, потянулся, осмотрелся по сторонам. И замер — в зарослях, шагах в пятидесяти, белел клочок бумаги. Его не могло быть здесь, когда Рас выбирал место; может, принесло за ночь. Ночь, впрочем, была безветренной; наверное, все-таки просто проглядел в потемках.

Тщательно удостоверившись, что никаких крупных хищников поблизости не наблюдается, Рас спустился с дерева и осторожно приблизился к листку. Он видывал бумагу и прежде — никакой опасности она не представляла. Но от этого листка, оброненного Птицей Бога, веяло ужасом.

Протянув руку, Рас медленно коснулся бумаги и сразу же отвел пальцы. Затем, глянув вверх — убедиться, что Бог еще не призвал к ответу за покушение на его собственность, и не дать застичь себя врасплох, — освободил листок из зеленого плена.

Тот был изрядно потрепан, в трех местах прорван, но большую часть прочесть было можно. Напечатанное сверху число «— 24 —» Рас истолковал как номер страницы — видимо, листок выпал из какой-то книги.

Первый умер от пневмонии! Второй сделался идиотом или почти идиотом! Какая потеря, какая трагедия!.

Сколько денег, времени, размышлений, чаяний и титанических усилий — все псу под хвост! Все без пользы! Но нет же! Я в результате за это время кое-чему научился. И хлебнул лиха немало. После низвержения в пучину отчаяния, когда был так близок к мысли все бросить, отказаться от воплощения мечты, я все-таки воспрянул духом. И укрепился в своих планах. Те же мужество и непреклонность, что вывели меня из грязи в князи, когда я в разгар кризиса без гроша в кармане эмигрировал из Америки в Южную Африку, те же качества характера удержали на плаву и сейчас. И я не оставил свой драгоценный замысел, дорогой не только одному лишь мне все эти долгие годы. Нет, он важен для всего человечества, которое, узнай сейчас, возможно, содрогнулось бы, но — придет день — воздаст мне по заслугам!