Когда они наконец приблизились к замковому холму, десяток вольных работников под командой королевского кузена (это Рас узнал позже) присоединился к процессии, составив почетный караул. Три жены короля, каждая при мальчике-паже с большим солнечным зонтом, встречали короля у подножия холма. Женщины преклонили колени, Гилак же поцеловал кончики своих пальцев и приложил их ко лбу каждой. Все три обладали чрезвычайным сходством с королем; как Рас узнал позднее, две были кузинами короля, а старшая жена — так даже родной сестрой.
Жены поднялись с колен, чтобы следовать за повелителем. Присутствие Раса не позволило им держаться за мужем, как полагалось, вплотную — они отстали на добрых двадцать шагов.
Навстречу два дюжих раба несли вниз по склону кресло, в котором восседала мать короля, седовласая, женщина почтенных лет. По щекам ее струились слезы — радости, что сын ее жив, и горя, что сын ее — младший сын — умер. Жрец, облаченный в трехъярусный головной убор с чучелом крокодильего детеныша на макушке и в белую мантию, полы которой мели землю, низко склонился перед королем и завел долгую заздравную речь.
Солнечные лучи изрядно припекали затылки, а речь жреца продолжала журчать монотонно и нескончаема. У Раса от голода и жажды подвело желудок, и он, пустив ветер, вставил в речь жреца своеобразную ремарку. Жены короля прыснули. Гилак наградил их взглядом, вмиг оборвавшим все смешки. Наконец священник выговорился, и процессия по широким каменным ступеням поднялась наверх. Король, возглавив шествие, привел его к огромному арочному входу в здание — его размер просто ошеломил Раса. На самом деле за высокой дворцовой стеной оказалось два больших здания, просто издали они сливались в единое целое. На платформе между зданиями стояло несколько клеток из бамбука.
В одной из них Рас увидел Биджагу.
Рас вздрогнул. Он открыл было рот, чтобы спросить, как попался Биджагу и почему Гилак умолчал об этом, но не успел. Король, указав страже на Раса, отдал команду — юношу вмиг окружили воины с копьями. Ошеломленный таким поворотом, Рас не стал сопротивляться.
Когда Рас был препровожден в свободную клетку, он спросил у Гилака, зачем тот поступил так подло.
— Элементарная справедливость, — ответил король. — Ты ведь держал меня полгода в клетке, теперь моя очередь.
— А что будет через полгода?
— Пока не знаю. Ты — это моя головная боль.
— Но почему? — удивился Рас. — Почему бы не позволить мне жить с шарикту как шарикту? Я никому не причиню вреда.
— Ладно, оставим. Я пока не решил, что стану делать с тобой, — сказал Гилак. — Только быть принятым в качестве божественного шарикту тебе не угрожает. С другой стороны, как раб ты можешь быть слишком Опасен. Удерешь в джунгли и объявишь нам оттуда такую же войну, как против вонсу. А вольным тебя сделать — так ты ни на земле работать не умеешь, ни приказам подчиняться.
Но поскольку ты не вредил пока ни мне, ни остальным шарикту, я, невзирая на то что ты простой дикарь, поступлю с тобой сейчас сообразно моим представлениям, о справедливости. Трудно сказать, что случится через полгода. А пока — расплачивайся-ка за свое гостеприимство!
Гилак засмеялся и добавил:
— Тебя будут содержать неплохо, не хуже, чем ты меня. Увы, женщина пленнику не полагается. Помнишь, как я тебя просил? Ты же не захотел тогда помочь мне.
— Я не мог, даже если бы захотел.
— Мог, запросто мог — именно не хотел!
Рас указал на Биджагу:
— Мой долг убить его, отомстить за родителей. Как быть с этим?
— Поразмыслим, — протянул Гилак. — Он попался в ночь накануне моего похода на Великое болото — пытался подбить молодую рабыню к побегу. Она отказалась — у нее здесь хороший муж, а у нас, кстати, вонсу не кастрируют. Биджагу же не предлагал ей ничего, кроме опасностей и полуголодного существования. Она отвергла его, и он, точно взбесившаяся гиена, зарезал женщину. Затем еще и солдата убил, прежде чем был схвачен. Вообще-то за подобные преступления полагается публичная экзекуция. Но я еще не решил. Разве что стравить вас… Это может оказаться любопытным зрелищем. Мы изредка устраиваем здесь бои между пленными воинами вонсу. Они вынуждены драться, иначе умрут оба. В данном случае, однако, оба участника и так с удовольствием прикончат друг друга, так как тебе даже больше, чем нам, хочется серьезного поединка со смертельным исходом.
— А какова участь победителя? — спросил Рас.
— Ну, если вонсу будет ожидать пыток после победы, он может легко уступить тебе, позволить убить себя сразу и сделать бой неинтересным. Скажем, я посулю ему в случае успеха жизнь, но жизнь слепого — ему выколют оба глаза. А вот тебя в случае победы ждут мучения. Это ведь справедливо? Ты ведь лишишь нас удовольствия помучить вонсу.