Миры Империума

Я выдал сержанту указания и велел прорываться к одной из дерущихся группок, сам же проложил путь к другой, взобрался на груду мертвых йлокков и вместе со всеми стрелял по толпе теперь уже сбитых с толку чужаков, пока представлялось возможным отыскать движущуюся мишень. Кто-то запер ворота, так что твари перестали прибывать этим путем, а те, что успели пробраться внутрь, не могли выйти, но сквозь шум я расслышал вопль, посмотрел наверх и увидел, как с третьего этажа падает человек. Это был Борг, жадный торгаш. Его явно вытолкнули из окна, откуда выглядывал йлокк. Я прицелился и вмазал твари прямо между длинных резцов цвета слоновой кости, он упал на спину, но его место тут же заняли двое других. И тоже рухнули под сержантским огнем. Я подстрелил следующего. Стало потише, потом шум и вовсе смолк. Я окинул взглядом стофутовый внутренний двор и не увидел ни единого стоящего йлокка. Один, с желтой полосой на шинели, с открытыми глазами, лежал подле меня и тихо стонал. Ему прострелили кишки. Я взобрался на него, чтобы положить конец его страданиям, но он оглядел меня и внятно, хоть и пискляво, произнес по-шведски:

— Позволь мне спастись, и я подарю тебе империю. Определенно, он назубок заучил нашу историю: это были последние слова Муссолини.

Прежде чем я успел возразить, что империя мне ни к чему, красные глаза закрылись, и он издох.

Мне удалось выстроить военных и приказать им обтесать штатских.

— Надо пробиться к городским воротам и закрыть их,— произнес я.— Разделимся на две группы и пройдем по параллельным улицам к старой городской стене. Затем окружим ворота.

Командовать второй я поставил одного из своих сержантов, чтобы мой новый знакомец остался надзирать за двором.

Крысюков на боковых улицах не оказалось, и мы собрались в назначенном месте без осложнений. Ворота стояли нараспашку: ржавые штуковины из кованого железа, всего лишь декоративная замена изначальной средневековой преграде из дубовых досок и железных полос, но они по крайней мере замедлят продвижение врага.

Я сходил на разведку: йлокков поблизости не наблюдалось. Те, что кишели на улицах, явно отступили. Они не слишком рвались в бой. Я увидел, как по ту сторону ворот отряд чужаков строится в колонну, несомненно намереваясь воспользоваться предательски открытым входом. Они заметили, что я закрываю его, и двое двинулись ко мне. Вертикальное положение они сохраняли с трудом, клонились вперед, точно нажимая лапами на педали, как и весь их род. Похоже, грызуны перешли к прямохождению не столь успешно, как ранние приматы. Они напоминали сурикат-переростков. Может, поэтому во всех известных нам А-линиях миром правят люди, а крысы прячутся и живут тем, что удается отщипнуть от людских щедрот. Как бы то ни было, я отошел туда, откуда удобнее было целиться, пальнул поверх голов (они явно еще не сообразили, что наше оружие способно убивать на расстоянии), и крысюки упали на четвереньки и шмыгнули в боковую улицу.

— Кишка у них тонка для ближнего боя,— заметил мой старший сержант, Пер Ларссон.— Нужно всего-то собрать силы и атаковать. Они побегут.

— Надеюсь,— отозвался я.— А сейчас, сержант, постройте народ и попытайтесь объяснить, что делать.

— Мы потащим туда всю толпу? — несколько удивленно переспросил он.

— Именно,— подтвердил я.— Скажем, двадцать человек в ширину, десять в глубину. Постройте их здесь, за воротами, убедитесь, что передняя шеренга вооружена и боковые ряды тоже, насколько стволов хватит. Задние пусть заряжают и передают вперед. Начнем шагом, поливая их прицельным огнем; а когда дойдем вон до того почтового ящика, — я указал на синюю будку с желтым рожком,— перейдем на ускоренный марш. Неся потери, приблизимся и сосредоточим огонь на их предводителе, кем бы он ни был.

— Есть, сэр,— рявкнул Ларссон, отдал честь и удалился, выкрикивая приказы.

 5

Моя штурмовая группа выглядела не слишком внушительно: всего лишь криво-косо построенная толпа мужчин, что помоложе да поздоровее, да парочка крепких женщин, которые держали выданные им револьверы осторожно, словно опасаясь, что те укусят их за руку, но были достаточно бодры и даже рвались в бой.

Я забрал пистолеты у двух парней, стоявших сразу за мной и моим сержантом, попросил остальных постараться не подстрелить меня или Ларссона в спину и приказал открыть стрельбу и двинуться вперед, атъ, два, три, четыре. Они довольно неплохо держались, стреляли кучно и быстро. Йлокки продолжали заниматься своими делами, пока случайная пуля не попала одному в руку. Он заскрежетал, точно ржавая пружина, и побежал. Но не от нас, а от своих приятелей, которые повернулись к нему все как один, чтобы слопать живьем. Когда мы подошли ближе, он упал, и уцелевшие начали его грызть. Теперь наши выстрелы находили цели. Едоки сами становились едой. На редкость тошнотворное зрелище. Когда мы приблизились, оставались только мертвые и умирающие.

— А я вам говорил, полковник,—пропел Ларссон,— проще пареной репы!

— Они не побежали, сержант,— напомнил я ему.— Нам их не запугать. И едва ли это конец.