Миры Харлана Эллисона. Том 2. На пути к забвению

На банкете в честь двадцать шестого присуждения ежегодной премии я сказал:

— Если засранец пытается тебя переписывать — размажь его!

Но если бы я и не получил такого удовлетворения от равных мне, я чертовски хорошо знаю, что потеря девяноста трех тысяч долларов — не глупый жест старого придиры.

Премия — это та роза, что сорвал я с вершины кучи дерьма, в которое превратили «Затерянных».

И обоняния я не утратил. У писателя нет ничего, кроме таланта, упорства и воображения, чтобы противостоять шквалам посредственности, непрерывно порождаемым Голливудом. Хорошие литераторы здесь умирают-не от избытка кокаина, не от избытка светской жизни, даже не от избытка денег. Как сказал — Сол Беллоу: "Деньги не обязательно портят литераторов; они их просто отвлекают". Душа автора съеживается и высыхает. И под конец он уже годится только на то, чтобы склоняться перед капризом бизнесмена.

Долг писателя перед своим искусством — ложиться спать разозленным, а подниматься утром еще злее. Биться за слова, поскольку это единственное, что дает писателю право на существование как выразителя чаяний времени. Восстанавливать свое обоняние — и понимать, что перевирание правды пахнет не ароматами Аравии.

Что в пятидесятимильной биосфере, что в стране Оз, что в Канзасе, что в Голливуде.

Нью-Йорский обзор Берда

"Берд, Берд! Только о нем и слышу, от вас, зануд! Берд!.. Мне абсолютно наплевать, кто он такой и где прячется! В великом городе Нью-Йорке линчевателям нет места; я найду вашего проклятого Берда, и не имеет значения, где он укрывается! Мои люди и я, весь наш проклятый департамент и в самом деле ищет этого чертового Берда двадцать четыре часа в день! Увольнительные отменены, созданы специальные отряды, наши люди вышли на улицы, они отслеживают любую возможность, любой намек, любой след! Мы ожидаем ареста в течение ближайших двенадцати часов! Самое позднее через двадцать четыре часа! Тридцать шесть часов, в самом крайнем случае, при самых неблагоприятных обстоятельствах! Можете меня цитировать! Видит Бог, пора уже научиться правильно писать мое имя в ваших треклятых газетах! Оно звучит Пфлокейн, а не «Фаллопиан»! А теперь валите отсюда к дьяволу, в морг — там вы сможете еще раз снять усопшего издателя, если вам это доставит удовольствие; дайте мне, наконец, заняться делом! Я поймаю этого Кордвайнера Берда за шиворот не позднее чем через пятьдесят два часа, и можете меня цитировать!"

Выдержки из интервью с шефом полиции Нью-Йорка Ирвингом Л. Фаллопианом; "Нью-Йорк Таимс" 29 января. 1976 года

— Ах ты бедняжка, — проворковала женщина с серебристо-голубыми волосами. — Артур, дай ему доллар.

Упитанный джентльмен, одетый в кашемировое пальто с широким поясом и каракулевую шапку-пирожок, неловко попытался переложить гору пакетов из одной руки в другую, с трудом освободил левую и полез в карман брюк.

— Поторопись, Артур, — сказала женщина, — снег идет.

Мужчина посмотрел на нее с некоторым раздражением. Конечно, снег идет. Большие, влажные хлопья покрывают Пятую авеню белым ковром, а это значит и тут не может быть сомнений, — что к утру здесь упадет ровно полторы тысячи пешеходов, да к тому же еще и больно расшибут себе разные места. Конечно, снег идет!

Это и было одной из причин, по которой женщина с серебристо-голубыми волосами остановилась перед несчастным существом, застывшим у края тротуара. Оно выглядело таким жалким! Маленький человечек в карикатурном кожаном жилете, промокших старых брюках и сандалиях. Без рубашки, без пальто, без шапки и даже без носков! Его очки запотели, а на носу выросла маленькая горка тающего снега. Он был похож на нищего. С точки зрения женщины с серебристоголубыми волосами.