Миры Отверженных. Метаморфоза

Мерантиус замялся. — Простите, Иехоэл, я не хотел потревожить ход ваших мыслей, оттого и не решился заполнять своим голосом пространство.

Иехоэл повернулся к нему. На лице его играла лёгкая улыбка. — Хвалить Отца нашего никогда не бывает невовремя, Мерантиус. Так что хвала Создателю нашему везде и вовеки.

— Хвала, Хвала, Хвала Создателю нашему, — поспешно повторил за старшим собратом Мерантиус.

— Ну вот, другое дело. Помни об этом всегда, мой дорогой собрат.

— Я всегда славлю имя Отца нашего, — начал искренне оправдываться Мерантиус.

— Знаю-знаю, не переживай. Нисколько не сомневаюсь в твоей вере. Садись рядышком, я хочу поговорить о тебе.

Молодой серафим, хотевший было усесться на соседний камень, снова вскочил на ноги. — Иехоэл, я не знаю, что вам обо мне рассказали, но всё обстоит абсолютно иначе. — Мерантиус готов был вспыхнуть от обиды.

Иехоэл махнул палкой. — Сядь, сядь, не горячись. Сейчас с тобой разговаривает друг. И знаешь, я не прислушиваюсь к советам насчёт других. Я и сам в состоянии разобраться, кто передо мной. Поверь, я позвал тебя вовсе не для того, чтобы усомниться в твоей вере, мне просто очень захотелось тебя увидеть. А также я хочу рассказать тебе одну историю, которая приключилась со мной, когда я был примерно твоего возраста. Ты, может, и слышал эту историю от других, но всю правду знает только наш Творец, а сейчас я хочу поведать её и тебе.

Иехоэл поворошил палкой угли. — Так вот, было это очень давно, задолго до твоего появления. Как и всё, что создано в бесконечных пространствах, так и мы, серафимы, также были творениями Отца нашего. И как-то так получилось, что я очень крепко сдружился со своими сверстниками. Нас было пять неразлучных друзей, пять серафимов. Мы были молоды, красивы собой, мы все буквально исходили любовью к Творцу. Любовь к нему настолько переполняла нас, что наши оболочки не могли вместить всю её в себя. Мы ради нашего Создателя готовы были на всё, только чтобы слава о нём проникала во все уголки и дали бесчисленных миров. Мы были готовы карать грешников и усомнившихся в непогрешимости Творца, любого, кто только словом или действием мог совершить подобное.

Нашей крепкой дружбе завидовали белой завистью другие серафимы. Нас ставили в пример, как нужно прославлять имя Отца нашего. Как я и говорил, нас было пятеро. Люцифер, Левиафан, Вельзевул, Асмодей и, соответственно, Иехоэл, твой покорный слуга — так звали нас. У нас была очень дружная команда. Вместе у нас получалось очень многое. В бесчисленное множество миров мы несли слово Отца нашего, и многие миры проникались этой любовью. Мы все стоили друг друга, и лучше нас, не воспринимай только это за хвастовство, этого никто не делал. Там, где некоторые останавливались, мы, не зная устали, летели вперёд, неся слово Создателя.

И хотя мы все примерно были равны по силам и могуществу, все равно из нас выделялся Люцифер. Он был просто необыкновенно красив, силён и умён. Творец никогда не подчёркивал своего особенного отношения к нему, но мы знали, что он очень любит его. Как и всех нас, конечно, но к нему он относился особенно трепетно.

И Люцифер, чувствуя это, старался быть в глазах Отца ещё лучше. Он, не зная отдыха, тянул нас всех за собой, и мы с радостью откликались на его призывы. И мы, как-то не заметив того сами, стремясь к абсолютному идеалу, стали нетерпимыми даже к самым незначительным грехам. Мы из посланников Творца, несущих любовь к нему, стали превращаться в карающий меч, которым мы незамедлительно карали всех тех, кто, как нам казалось, мог повредить славе Создателя или усомниться в нём.

Мы начали делать такие вещи, за которые мне до сих пор очень стыдно. Мы, во имя и ради любви, порой заставляли мучиться целые народы и цивилизации. Мы стали совершенно нетерпимыми к любому мало-мальскому греху. Мы даже порой устраивали между собой соревнование, кто больше совершит дел во славу Творца. Соревновались между собой, потому что среди других серафимов мы были лучшие. Я был более дружен с Левиафаном, всегда действовал с ним в паре, Вельзевул всегда тянулся к Люциферу, а Асмодей любил действовать в одиночку.

Мерантиус, нахмурившись, покачал головой.

— Именно, именно, мой дорогой друг. Видишь, ты это сразу почувствовал. Гордыня, да, она самая, мать пороков, проникала в нас так исподволь, что мы даже не заметили этого, — сокрушённо закивал ему в ответ Иехоэл. — И вот, когда, наконец, до Творца дошли вести о всех наших деяниях, он призвал нас прибыть к нему и мы тотчас явились, ожидая от него благодарности за всё, что мы делаем. Но нас ждало жесточайшее разочарование.

Такого рассерженного Создателя я никогда более не видел. Он говорил, что ему настолько стыдно за нас за то, в кого мы превращаемся, а особенно он был расстроен Люцифером. Ох, и крепко ему и всем нам тогда досталось от него. Творец посчитал, что повинен во всём Люцифер, которому было много дадено, и с него соответственно был больший спрос.