Миры Пола Андерсона. Т. 17. День, когда они возвратились. Рыцарь призраков и теней

В действительности же кольцо — не более чем золотой ободок на ее безымянном пальце. Он был предназначен только для того, чтобы усыпить ее подозрения и заставить думать, что ей удалось ускользнуть от слежки. У Чайвза имеется радиорезонатор для активации браслета — того самого браслета, о котором я сказал, что он слеп и глух за пределами Терры».

— Думаю, мне не следует оставаться в воздухе, сэр, — сказал Чайвз. — Если позволите, сэр, то, как только девушка отойдет на безопасное расстояние, я также спущусь на землю и последую за ней пешком. На месте посадки я оставлю слабый маяк. Впоследствии вы сможете прибыть сюда на гравилете и отбуксировать аэромобили на корабль. Позвольте напомнить, сэр, что вам необходимо надеть защитный костюм против неблагоприятного воздействия окружающей среды.

— Сам не забудь одеться, старина. — Голос Флэндри стал сух и сдержан: — Повторяю приказание: следи за ней и при каждом удобном случае передавай информацию на корабль. Я оставлю здесь записывающее устройство. Помни: главное — осторожность. Если ей будет угрожать опасность, ты должен либо вызвать меня, либо действовать самостоятельно. Спасти девушку — твоя первоочередная задача. Ясно?

— Так точно, сэр. — Неужели в этом высоком, с нечеловеческим акцентом голосе прозвучала нотка сострадания? — Несмотря на досадную тактическую необходимость, донна Вимезал никак не может рассматриваться как живая приманка.

Миллионы планет и безымянных существ с одной стороны, и мы с тобой с другой. Так ведь, Чайвз?

— Когда вы собираетесь перелететь на Четверговую Площадку, сэр?

— Скоро, — ответил Флэндри. — Как только соберусь.

Глава 7

Четверговая Площадка была расположена там, где экватор пересекает восточное побережье континента, которому люди дали название Централия. Эта плодородная, по меркам Диомеды, страна имела тем не менее совсем немного постоянных поселений. Лишь во время миграций она наполнялась кочевниками, которые держали путь на север или, наоборот, на юг, к своим исконным пастбищам. Поначалу, утолив первый сексуальный голод, туземцы с радостью отправлялись в глухие места за добычей, которая могла бы заинтересовать пришельцев. Взамен они получали небольшие полезные инструменты. Позднее товарообмен приобрел более регулярные и разносторонние формы, особенно с прибытием в эти края значительного контингента дракхонов. Опускаясь, Флэндри. увидел изрядных размеров город.

В основном здания представляли собой блочные железобетонные конструкции, возведенные для того, чтобы предохранить людей от местных проливных дождей и неторопливых, но мощных ветров. Флэндри заметил парк под витриловым колпаком: ярко-зеленая растительность была подсвечена лампами, которые имитировали свет Сола. Чуть дальше, редко разбросанные среди ухоженных полей, стояли дома туземцев. Высокие, узкие, с множеством балконов строения, изящные по форме и приятной окраски, казалось, предназначались не для того, чтобы противостоять погоде, но чтобы впускать ее в себя. К тому же они были способны амортизировать удары, чтобы не быть сметенными бурями. Гавань была заполнена множеством судов, от обыкновенных лодок до целых плавучих деревень. Небо пестрело от сонмов крылатых существ.

Тем не менее Флэндри чувствовал себя неуютно, словно холод за бортом грозил пробраться в кабину. На одной половине планеты Доминик видел смутные в темно-пурпурных сумерках очертания полей, лугов, холмов; другую половину занимал океан, мерцавший кровавым светом, ибо солнце стояло на севере, над самым горизонтом, среди зеленовато-желтых облаков. В эту пору года здесь не было ни настоящего дня, ни полноценной ночи.

«Похоже, к старости ты начинаешь становиться террацентричным, — усмехнулся Флэндри. — А ведь это — прекрасное место для тех, кто здесь родился».

Однако уныние не исчезло.

Тем не менее этот мир кажется каким-то нереальным, словно дурной сон. Само мое задание — дурной сон. Все в нем туманно, запутано, неустойчиво. Ничего, что казалось бы настоящим... Никого, кто не прятал бы за одним секретом другой...

Включая меня. Он выпрямился в кресле пилота. Да, за все приходится расплачиваться. Думаю, моя хандра проистекает из чувства вины перед Козарой, из страха за ее судьбу. О Боже, Который тоже нереален, маска на лице пустоты, будь к ней милостив. Ей и без того приходилось много страдать.