Миры Роджера Желязны. Том 18

Перекусив, Аретино зевнул, потянулся и прошел в соседнюю комнату умыться из таза. Вернулся он с дюжиной новых свечей, поставил в подсвечники и зажег. В их неверном свете зрачки у Аззи поблескивали, рыжий мех на руках наэлектризовался.

Аретино опустился в кресло напротив.

— Если ваш театр — весь мир, то кто же зрители? Где вы их рассадите?

— Я ставлю пьесу на все времена, — сказал Аззи. — Истинные мои зрители еще не родились. Я творю, Пьетро, для будущих поколений, которым предстоит воспитываться на нашей пьесе. Ради них мы трудимся.

Аретино постарался мыслить практически — задача не из легких для итальянца времен Возрождения. Он выпрямился, огромный, взъерошенный, румяный и большеносый.

— Так, значит, от меня не требуется писать сценарий?

— Не требуется, — подтвердил Аззи, — актеры сами сочинят свои строки. Но ты будешь допущен ко всем действиям и разговорам, увидишь и услышишь реакцию актеров на события и на этом материале напишешь пьесу, которую увидят грядущие поколения. Однако первое исполнение превратится в легенду — так и рождаются мифы.

— Замысел грандиозный, — согласился Аретино. — Не сочтите за придирки, если я скажу, что предвижу кое-какие затруднения.

— Говори!

— Я считаю, что наши актеры, откуда бы они ни вышли, должны под конец прийти со своими подсвечниками в Венецию.

— Так я себе и представляю, — сказал Аззи. — Во-первых, я хотел бы приобрести твой сюжет о семи свечах для моего сценария. — Аззи вытащил маленький, но увесистый мешочек и вручил Аретино. — Думаю, это покроет твои начальные расходы. Там, где я их взял, осталось еще много. Твое дело — набросать сценарий. Помни, что диалоги сочинять не надо. Актеры, которых я выберу, сделают это сами. Ты будешь смотреть и слушать, как постановщик и сопродюсер. А после напишешь свою пьесу.

— Охотно, господин. Но как я смогу присматривать за постановкой, коль скоро вы создадите видимость Венеции и перенесете ее в пространстве и времени?

— Для этого, — ответил Аззи, — я с помощью талисманов и заклятий научу тебя свободно перемещаться в пространстве и времени.

— А что будет с Венецией, когда мы закончим? — спросил Аретино.

— Мы вернем нашу позаимствованную Венецию обратно на временную траекторию реальной Венеции, и та пристанет точнехонько, как тень пристает к предмету. С этого мгновения наша легенда перерастет разряд частных и обогатит общечеловеческую мифологию, ее события и следствия войдут в исторические анналы.

— Господин, я бесконечно благодарен за те возможности, которые вы предоставляете мне как художнику. Такого не сподобился и Данте.

— Значит, за работу, — подытожил Аззи, вставая. — Запиши начисто историю о семи золотых подсвечниках. До скорого. Пока мне придется заняться делами.

И он исчез.

Аретино в изумлении провел рукой по тому месту, где только что сидел Аззи, но ощутил лишь пустой воздух. Однако золото, которым расплатился демон, приятно оттягивало ладонь.

Часть четвертая

Глава 1

Аззи вышел от Аретино в приподнятом настроении, история Адама еще звучала в его ушах, но острое демоническое чутье уже подсказывало: что-то идет не так.

Погода по-прежнему стояла замечательная. В лазурном небе плыли легкие перистые облачка, похожие на слепленные детьми снежные галионы. Вокруг веселилась и трудилась Венеция. По Большому каналу плыли груженные тканями и снедью тяжелые баржи, их тупые, ярко раскрашенные носы рассекали мелкую рябь. Мимо проскользнула, сверкая черным бархатом и серебром, погребальная барка; на носу ее стоял гроб, на палубе сбились в кучку одетые в черное плакальщики. Звонили колокола. По набережным сновал народ, мимо Аззи прошел, звеня бубенцами, комедиант в дурацком колпаке — как пить дать, на представление. Торопливо просеменили пять монахинь, концы их длинных белых покрывал крыльями развевались за спиной, и казалось — они сейчас взлетят. На причальной тумбе возле привязанных в ряд гондол сидел высокий человек в белом атласном костюме и широкополой шляпе. Он цветными мелками рисовал в альбоме вид на канал. Аззи подошел ближе.

— Похоже, мы снова встретились. Бабриэль поднял голову. У него отвалилась челюсть.

Аззи зашел ему за спину, заглянул в альбом.

— Это ты с натуры рисовал? — спросил демон.

— Да. А что, сразу не видно?

— Я засомневался, — сказал Аззи. — Линии вот тут…

Бабриэль кивнул:

— Знаю, неправильные. Я еще немного не в ладах с перспективой, но мне казалось, главное удалось схватить.

Аззи прищурился:

— Неплохо для дилетанта. Я не ожидал тебя здесь встретить. Ты вроде собирался вернуться на Небеса.

— Я и вернулся. Но Михаил отправил меня обратно — сделать несколько набросков, чтобы глубже проникнуться европейским искусством. Он, кстати, передавал тебе привет. И просил узнать, как поживает твой друг Аретино.

— Откуда ты знаешь про Аретино?

— Я видел, как ты от него выходил. Разумеется, он очень знаменит, хотя стихи его явно не для Рая. Кошмарная личность, правда? Входит в десятку величайших грешников 1523 года.

Аззи фыркнул: