Миры Урсулы Ле Гуин. Том 12

С этой заключительной мольбой поразительное явление исчезло. Каноник лежал, глядя на дверь своей комнаты, и через пару секунд та отворилась. Вошла его привычная старая служанка, неся кувшин чая из каменки и горячий копченый лишайник.

— Доброе утро, господин каноник, сударь! — весело поприветствовала она его. — Уже проснулись? Чудесное утро!

Поставив поднос на столик у кровати, она раздернула занавеси.

— Сюда только что молодая нюра не заходила? — поинтересовался каноник нервно.

— Конечно, нет, сударь. По крайней мере, я не заметила, — ответила служанка. И в то же время бросила на него краткий, но прямой взгляд: неужто у нее наглости хватило посмотреть на него? Да нет, конечно. — Этим утром террасы так хороши. Вашей каноничности глянуть бы.

— Пошла вон, вон, — прорычал каноник, и нюра, прикрыв глаза и сделав книксен, вышла.

А каноник позавтракал в постели, потом поднялся и подошел к окну, чтобы глянуть на террасы колледжа в утреннем свете.

На мгновение ему показалось, что он спит. Ему виделись узоры, совсем не похожие на те, что он видел на этих террасах всю свою долгую жизнь: безумные сплетения цветов и линий, поразительные фразы, невообразимые понятия, красота и смысл удивительной новизны. Потом он широко открыл глаза, очень широко, и моргнул — видение исчезло. В утреннем свете лежал ясный, правильный, знакомый и неизменный узор террас. И больше ничего. Отвернулся от окна каноник и открыл книгу.

Поэтому он не видел, как длинная колонна нюроблов выходит из гнезд и мастерских за валунной стеной, как несут блитов, как танцуют, танцуют и поют на террасах. Пение он слышал, конечно, но принял за бессмысленный шум. И только когда первый камень выбил его окно, каноник поднялся и возмущенно воскликнул:

— Это еще что значит?

Керастион

Ursula K. Le Guin. «The Kerastion»

Рассказ, 1990 год

Перевод на русский: А. Думеш

…

Посвящается РУССЕЛЬ САРДЖЕНТ,

которая изобрела этот инструмент

Это рассказ о сестре и брате — единоутробных, но имеющих разных кровных родственников, поскольку каждый из них принадлежит к различным кастам ремесленников, со странными обычаями…

…

Малочисленная каста Кожевников являлась священной. Лудильщикам или Скульпторам, отведавшим приготовленную Кожевником пищу, грозил год очистительных процедур, а представителям более низких каст, таким, как Торговцы, следовало проводить церемонию омовения в течение целой ночи даже после обычной торговли кожевенными товарами. Когда Чумо исполнилось пять лет, она пошла к Поющим пескам и ночь напролет слушала там шепот ив. С тех пор, пройдя обряд подтверждения кастовой принадлежности, она носила крапово-красную с голубым рубашку Кожевника и камзол из полотна, сотканного на станке из ивового дерева. Спустя некоторое время Чумо создала шедевр кожевенного искусства и стала носить на шее ожерелье из высушенного ивового корня, украшенного резьбой — двойными линиями и двойными кругами, означающими звание Мастера Кожевника. И сейчас, одетая в соответствии с традициями касты, Чумо стояла среди ив, растущих вокруг погребальной площади. Девушка ожидала похоронную процессию, несущую тело ее брата, который нарушил закон и предал свою касту. Она стояла выпрямившись, молча, пристально глядя в сторону расположившейся на берегу реки деревни и слушая барабан.

Чумо не думала, ей не хотелось думать. Она вспоминала своего брата Кватева, продирающегося сквозь заросли тростника у реки, маленького мальчика — слишком маленького, чтобы принадлежать к касте, слишком маленького, чтобы обладать священными знаниями, — веселого маленького мальчика, выскакивающего из высоких тростников с криком: «Я горный лев!»

Серьезного маленького мальчика, который однажды, наблюдая за быстрым течением реки, спросил: «А вода когда-нибудь останавливается? Чумо, почему она не может остановиться?»

Пятилетнего мальчика, который, вернувшись из Поющих песков, бросился ей навстречу. «Чумо! Я слышал, как пел песок! Я слышал! Я должен стать Скульптором, Чумо!» Лицо Кватева светилось радостью, безумной, настоящей радостью.

Она не сдвинулась с места. Не раскрыла брату объятий. И тот, помрачнев, замедлил шаг и остановился. Чумо — всего лишь его единоутробная сестра. Теперь он обретет истинных кровных родственников. Чумо и Кватева принадлежат к разным кастам. Больше никогда не коснутся они друг друга.