— А каким образом могут быть получены данные относительно жизни примитивных народов здесь, в Долине?
Сборщик скребет подбородок:
— Но во времена примитивных форм жизни Долина Реки На вообще не существовала, по-моему? Да и сам этот континент находился не здесь…
Ну вот и снова мы налетаем на непреодолимую скалу в мышлении жителей Долины, на их мифологическое «знание», на их уверенность в правдоподобности определенных событий, которая, возможно, и является основой их мифологии, не подлежащей сомнениям, неразумной верой (
После некоторых взаимных вопросов, объяснений и взрывов смеха мы устанавливаем, что я имела в виду так называемую жизнь доисторического
— Запроси информацию относительно любых форм жизни примитивного человека в любом другом месте.
Получив такое задание, Сборщик и компьютер начинают задавать друг другу вопросы, получать какие-то результаты, и вскоре (
— Они пришли по суше, по некоему мосту, — упрямо говорю я, — с другого континента…
— С запада, — говорит Сборщик, согласно кивая. Но разве он имеет в виду тех же людей, что и я?
Тех, которых встретила самка Койота?
Эта мифология, это не подлежащее сомнениям племенное Знание, включающее и информацию о тектонических сдвигах или бактериологических войнах, должно включать и сведения о том, что я такое в будущем.
— Каковы были истоки вашего здешнего образа жизни, ваших девяти городов? Когда была основана Вакваха — как давно? И какие народы жили здесь до этого?
— Все народы! — отвечает Сборщик, снова смущенный. Он не очень уверен в себе, этот человек, проживший нелегкую жизнь; ему ничего не стоит пойти на попятный; большую часть времени он провел здесь в одиночестве, общаясь только с компьютером, но, в общем-то, не имея к нему отношения.
— Я имею в виду людей. — Мне очень трудно все время помнить, что слово «народ» в этом языке включает животных, растения, сны, мечты, скалы и так далее. — Какие племена людей жили здесь до вас?
— Да такие же люди… как ты…
— Но только у них был другой образ жизни, они ведь были чужеземцами — как и я. — Я не знаю, как перевести слово «культура» на его язык по возможности точно и слово «цивилизация» тоже.
— Ну что ж, способы существования людей все время меняются. Люди никогда не остаются прежними, даже если очень хороши — как тот дом, который ты видела. Теперь уже больше так не строят, а, впрочем, может, еще кто-нибудь и строит — вне нашего мира и нашего времени…
Это безнадежно. Для него время не имеет векторного характера, не говоря уж о прогрессе; он воспринимает его, как некий ландшафт, по которому можно двигаться в любом направлении или вообще никуда. Он как бы превращает время в пространство; это не летящая стрела, не текущая река, а дом — тот дом, в котором он сейчас живет. Можно ходить из комнаты в комнату, можно вернуться обратно, можно выйти наружу, только и нужно, что дверь открыть.
Мы благодарим Сборщика и спускаемся по крутым ступеням улиц Ваквахи мимо ее Стержня прямо на площадь для танцев. Крыши пяти хейимас здесь имеют в высоту от тридцати до сорока футов; все они — ступенчатые, украшенные орнаментом четырехскатные пирамиды, покоящиеся на пятиугольнике подземного помещения. Дальше, за площадью для танцев, среди изумительно красивых юных земляничных деревьев стоит длинное, приземистое кирпичное и оштукатуренное здание с черепичной крышей — Библиотека Ваквахи, принадлежащая Обществу Земляничного Дерева. Главная Архивистка приветствует нас.
— Если у вас нет своей истории, — говорю я ей, — то какую же историю о вас могу рассказать я?
— Разве можно с помощью приставной лестницы залезть на гору? — откликается она.
Я обиженно умолкаю.