Миры Урсулы ле Гуин. Том 9

В детстве Айрин с Майклом — между ними было меньше двух лет разницы — очень дружили и делились друг с другом всем. Когда Майклу было около одиннадцати, он начал постепенно отдаляться от сестры, что она восприняла как нечто справедливое или неизбежное, поэтому, несмотря на некоторое чувство утраты, особого горя ей это не причинило. Но когда Майкл совсем повзрослел, то просто стал избегать ее. Он проводил время с бандой юнцов, переняв их презрительные выходки и словечки по отношению к женскому полу вообще и нисколько не щадя собственную сестру. Это она расценила уже как настоящее предательство, которое к тому же совпало с тем периодом, когда отчим стал не на шутку к ней приставать, лапать ее по дороге наверх, в ванную, прижиматься к ней, когда они встречались на кухне; заходил к ней в комнату без стука и все время норовил залезть под юбку. Однажды он поймал ее за гаражом, и она все пыталась отделаться шутками и смехом, потому что никак не могла поверить, что он это всерьез, пока Виктор не упал на нее всей тушей и не накрыл ее сверху, как матрас. Он тяжело дышал и был похож на страшного зверя, и лишь по чистой случайности ей повезло, она удрала и отделалась вывихом кисти. После этого Айрин старалась никогда не оставаться с ним в доме наедине и никогда не ходила на задний двор. Постоянное напряжение изматывало. Ей хотелось рассказать обо всем Майклу, получить от брата хоть какую-то поддержку, хоть самую маленькую. Но теперь она не могла сказать ему такое. Он станет ее оскорблять, обвинит в том, что сама позволила это Виктору, сама соблазняла и дразнила его. Он уже не раз оскорблял ее за то, что она женщина, а значит — объект вожделения, а значит — нечиста.

Пока Майкл жил дома, если бы она действительно закричала, позвала на помощь, он бы, конечно, защитил ее. Но если бы Айрин закричала, то услышала бы и мать, а она не хотела, чтобы мать знала. Сама жизнь Мэри покоилась на беспредельной верности мужу, на заботе о семье — из этого, собственно, она и складывалась, ее жизнь. Разрушить это означало погубить ее. Если бы пришлось выбирать, если бы заставили обстоятельства, Мэри, возможно, и встала бы на сторону дочери, пошла бы против собственного мужа, зато потом Виктор вволю натешился бы, наказывая ее за предательство. Итак, после ухода Майкла у Айрин не осталось другого выхода, как тоже уйти из дома. Но она не могла просто так убраться и поминай как звали — вроде Майкла: привет, чудесно провели время. Ее матери было просто необходимо иметь рядом человека, на которого она могла бы положиться. За последние пять лет у нее из четырех беременностей три окончились выкидышем. Сейчас она принимала пилюли, но без ведома Виктора, который считал, что «противозачаточные средства задерживают оплодотворяющие клетки в железах», и был категорически против пилюль. И мать, возможно, послушалась бы его, но рядом оказалась Айрин, которая ее поддержала и помогла хранить эту их общую маленькую женскую тайну. У Мэри были нелады с кровообращением; она страдала пиореей и нуждалась в общем лечении зубов, что обошлось бы относительно недорого, если бы кто-то согласился возить ее в стоматологический колледж по субботам. Виктор избивал ее, когда напивался, не то чтобы так уж сильно, но все же однажды вывихнул ей плечо. Большую часть времени она оставалась с ребятишками одна, и если ей действительно станет плохо или он побьет ее, то никто скорее всего ничем ей и не поможет.

Она сказала дочери с теплотой, которая должна была в их отношениях заменить откровенность:

— Детка, почему ты все время торчишь в этой дыре? Тебе следует снять комнату в центре, недалеко от работы, и общаться с какими-нибудь приятными молодыми людьми. Когда-то здесь и вправду было хорошо, но теперь город сюда добрался — новостройки, мусор.

Айрин принялась защищать свое совместное проживание с Риком и Патси.

— Неужели ты считаешь Патси Соботни своей подругой!

Мэри не переносила Патси за то, что та жила с Риком просто так. Однажды выведенная из себя Айрин накричала на нее:

— А что, по-твоему, такого распрекрасного в браке?

Мэри приняла удар не дрогнув, не пытаясь защититься. Она минуту постояла неподвижно, глядя через темную кухню в окно, потом ответила:

— Не знаю, Ирена, думаю, я старомодна в этом отношении и считаю брак тем, чем люди привыкли его считать. Но твой отец, понимаешь, Ник… С ним, понимаешь, секс и все остальное — все было прекрасно, понимаешь, не могу этого выразить, но, например, секс был только частью, частью чего-то очень большого. И все остальное, вся твоя жизнь, твой мир, понимаешь, — тоже как бы часть этого целого, ты сама его часть, когда муж и жена живут так, как мы с Ником. Не знаю, как это сказать. Но когда знаешь, как это бывает, когда сама такое переживешь, ничто другое уже особого значения не имеет.