Мишааль

Внизу творилось невообразимое, крики галдеж, чьи-то вопли, неяркий свет не позволял различить детали. Надеюсь, и им не было видно, что я терял сознание и меня нес охранник. Я же победил, а победители в обморок не падают, это аксиома. Только спускаясь вниз, я смог оценить реальную крутизну склона: да здесь все шестьдесят градусов будет. И я выиграл, выиграл там, где провалились вполне профессиональные водители.

Зазевавшись, я неустойчиво поставил ногу и упал, съезжая вниз по склону: моментально в рот набился песок, глаза запорошило, и без того плохая видимость упала до нуля. Сильные руки подняли меня, помогли принять вертикальное положение. Я принял помощь, не выпендриваясь. Тело болело, передвигать ноги было мучительно трудно.

Когда мы спустились, внизу творился настоящий бедлам: Абдель-Азиза обвиняли, что я профессиональная гонщица, что изначально все так и было задумано. Впрочем, более сильный хор голосов требовал признать мою победу законной и правомерной. Арабы расступились, и мы с Бадром оказались в центре кружка, даже все охранники подтянулись поближе. Седой, худощавый араб с властным взглядом и небольшой аккуратной бородкой поднял руку. Воцарилась тишина.

— Скажи мне, дитя, ты занималась профессиональным автоспортом? Есть ли у тебя специальные навыки рейсинга?

Вопрос был адресован мне. Я дважды попытался сказать, но песчинки в горле саднили и вместо ответа я что-то прохрипел. Бадр, понявший раньше всех мое состояние, взял со стола бутылку с водой и протянул мне. Прополоскав горло, отойдя немного от принцев, я сделал несколько глотков: заметно полегчало. Вернувшись к арабам, я ответил на заданный мне вопрос по-английски:

— Нет, ваше высочество, никогда не занималась профессиональным автоспортом, но владею машиной, часто приходилось проезжать по трудным местам.

Закончив, я почтительно склонил голову, помня нормы этикета. Принц выслушал меня, задал уточняющий вопрос стоящему рядом Абдель-Азизу и громко объявил:

— Победа присуждается наложнице Абдель-Азиза. Победа добыта честно, без помощи шайтана. Все, кто сомневаются в этом, подвергают сомнению мои слова и волю Аллаха!

Шум поднялся с новой силой, только в этот раз то были поздравления. Принцы по очереди подходили к Абдель-Азизу, обнимали его, хлопали по плечам, как будто это он сидел за рулем и рисковал жизнью.

— Выигрывает хозяин, а проигрывают слуги. — Голос Бадра был тих и говорил он себе под нос, но я все расслышал. Значит, не так все идеально между ними, если охранник бормочет такие фразы.

Тем временем один из принцев, что громче всех возмущался до этого, что-то зашептал на ухо тому властному старику с бородкой. Был этот принц невзрачным даже на фоне Абдель-Азиза: ниже меня ростом, с хорошим животом, гитлеровскими усиками и прыщиками на лице. Старик слушал этого неприятного толстяка, который периодически смотрел в мою сторону масляными глазками. Не знаю, что именно меня насторожило, но покрылся я гусиной кожей еще до того, как старик выслушал хмыря и вновь поднял руку.

— Принц Зияд Сасави напомнил мне, что несмотря на выигрыш наложницы Абдель-Азиза, мы вправе требовать от него проведения аукциона с небольшой поправкой: хозяин может перебить любую выигравшую ставку своей ставкой. Также он может отказаться от аукциона, но в таком случае его неуважение к нашей просьбе мы не оставим без внимания.

— Бадр, меня продадут?! — Теперь я уже осознанно вцепился в руку охранника.

— Могут, если хозяин не перебьет их ставку. У него есть преимущество, его ставка как владельца автоматически удваивается. Если бы ты проиграла, он просто не имел бы права даже участвовать.

— Я же выиграла, как они так могут? Это же несправедливо!

Слезы, против воли выступили у меня на глазах, конец фразы потонул в приветственном хоре голосов, когда в круг вышел Абдель-Азиз.

— Это всего лишь женщина, красивая, необыкновенная, но только женщина. Мое уважение к братьям выше всего, кроме веры в Аллаха. Я принимаю вызов на аукцион, — закончил он короткую речь.

Круг расширился, превратившись в полукруг, разрываясь на мне. Я хотел сказать, сказать многое, сказать матом, но просто стоял и смотрел, смотрел на этих работорговцев, решивших купить меня. Это вам не аукцион Сотби, здесь не надо заполнять заявки, представлять счета из банков, подтверждающих кредитоспособность.

— Миллион риалов! — Это голос хмыря, который сразу перебивается следующей ставкой:

— Пять миллионов!

Лицо кричавшего мне было видно плохо, но взвинтил он цену конкретно, это же полтора миллиона долларов. На целую минуту установилась тишина. Седой старик дважды спросил, есть ли еще предложения, когда проклятый хмырь снова поднял цену:

— Шесть миллионов!