Миссия любви-агапэ в творчестве А. Лосева, А. Сурожского и С.С. Хоружего

По мере развития отношений с Богом верующий все больше и больше наполняется любовью-агапэ, которая позволяет ему жертвовать собой ради ближнего, т. е. осуществлять личный кенозис. Любовь-агапэ человека при этом участвует в божественной любви-агапэ. Тогда эта любовь будет иметь онтологическую силу. Человеческое «Я», являющееся объектом Божественной любви к верующему и любовь верующего к его/её ближнему – это сущности, которые рождаются любовью.

Ближний может быть прямым объектом любви. Любовь трансформирует индивида так, чтобы он мог стать человеком с полным самосознанием, способным вступить в общение Богом. Это настоящее обращение любви к ближнему не лишает его свободы в реализации самосознания. Любовь ориентируется на будущее общение, в котором принимают участие человеческое «Я» и ближний. Будущее общение в любви между людьми, объединёнными в любви к Богу и друг другу, действительно являются надлежащим объектом эроса. Хотя Бог стоит в центре этой картины, там присутствует и ближний. Эрос, который тянется к тому, кем может стать ближний, остаётся направленным на то, что выше. Напротив, агапэ может излиться на то, что ниже, и при этом не принять уровень бытия своего объекта. Любовь-агапэ овладевает своим объектом, который ниже его по уровню бытия, чтобы поднять его вверх. Это не обесценивает ближнего как нынешнего объекта любви-агапэ. Любовь-агапэ подталкивает верующего не смотреть на ближнего в его настоящем бытии, а увидеть его личность в единстве прошлого, настоящего и будущего, чтобы охватить весь процесс её становления.

Бог не является посредником между верующим и ближним, поскольку Христос есть истинный получатель и распространитель любви-агапэ к ближнему. Его «посредническая» мотивация (любовь к ближнему) обуславливается не послушанием или подражанием, где в любом случае верующий относится только к Христу, делая наличие фактического ближнего случайным. Барретт иногда говорит так, что в первую очередь привлекательность божественного кенозиса вдохновляет нас на милосердие, имитация не является движущим механизмом во взаимодействии эроса и кенозиса. Скорее, с точки зрения Барретта, Бог участвует в наших делах кенозиса. Бог опосредует дела любви в плане того, как любовь передается. Его участие позволяет несовершенному ближнему стать непосредственным получателем акта любви.

При альтернативном прочтении труда С. Кьеркегора «Страх и трепет» [41] повторяющееся возражение де Силентио гласит: «То, что один конкретный человек выше, чем универсальный человек, но это не означает, что Бог может … приказывать человеку нарушать требования этики. Вместо этого де Силентио подразумевает, что истинная ценность личности устанавливается не в логической сфере абстрактного универсального, но в пространстве, где каждый из нас стоит один на один перед лицом Бога. Если человек осознает ценность себя не как универсального, а как единичного человека, тогда потребность в любви предстает как абсолютный призыв к конкретной личности ближнего. Эта ценность личности в глазах Бога действительно поддерживает этический кодекс, согласно которому Бог есть любовь. Поэтому Бог является конкретным Богом, который относится к конкретным людям («Я Господь, и нет Другого; кроме меня нет Бога. Я укреплю тебя…»)[175, p.297].

Требование Кьеркегора о том, что Бог должен быть посредником во всех отношениях любви, необходимо, чтобы вывести человека за пределы начального уровня бытия, при котором любовь к человеку зависит от эгоистичного удовольствия. Тем не менее за этикой, понимаемой как универсальная норма, стоит взгляд на этику, где мы снова встречаемся с ближним лицом к лицу. При этой встрече рождается любовь.

Когда Христос что-то говорит, очень важно, чтобы это сказал Христос и чтобы это были сказано конкретному человеку. Кьеркегор описывает любовь с точки зрения созидания ближнего, чтобы он стал тем, кем он призван являться. Таким образом, дело любви осуществляется ради самого ближнего, как человека, которым он становится через любовь и цель Бога. Действительно, в «Чистоте сердца» Кьеркегор страстно клянётся, что никто никогда не сможет отговорить его от убеждения, что каждому человеку дано вечное предназначение [153].

Телеологическая цель человека сосредоточена на Боге, в конечном итоге у каждого человека есть элемент специфичности, который нельзя растворить во всеобщем утверждении: «Конечная цель каждого из нас есть Бог». По мнению автора монографии, само по себе всеобщее определение предназначения человека является бессмысленным по причине уникальности каждого жизненного пути, и предназначение каждого конкретного человека не может быть описано в формулировках всеобщности и абсолютности.

Барретт интерпретирует в следующих словах утверждение Кьеркегора о всеобщности теологической цели. «Божья любовь радуется явной уникальности возлюбленного; творческая любовь Бога породила инаковость» [175, p.298].