Споткнувшись уже, наверное, в сотый раз, с трудом доковыляла до лавочки, куда и плюхнулась. Оказалось, что попа моя уселась аккурат напротив цыганского табора. Тем не хватало только костра для полного комплекта и лошадей.
«Иди домой, дурья твоя башка, облапошат же! И без ржавого рубля оставят в кармане» — попытался вразумить меня внутренний голос.
«Ну облапошат и фиг с ним!»
Пьяной голове — все море по колено!
— Эй, девонька-красавица, — позвала меня одна из цыганок. Поправила длинную юбку и сверкнув белозубой улыбкой, подплыла ко мне.
— Слушайте, мне гадать не нужно, — фыркнула, скривившись.
Знаю я их! Ручку позолоти им, а потом мешок на голову и сдадут в рабство… сексуальное! Я девушка видная, меня с ушами и руками оторвут.
— Тю, — махнула рукой, — не нужно мне ничего золотить. Сигаретки не найдётся?
Чего?
Вот уж наглая!
— Не курю.
— Жаль, — почесала свои волосы, а затем, поморщившись, и вовсе их сняла. Волосы, то есть!
Ч-что?
Мои глаза, точно блюдца взирали уже не на цигарку, а вполне себе славянку.
— Вы…
— Да не цыгане мы! — рассмеялась она. — А ты что небось подумала, что украсть тебя хотим? — глумливо ухмыльнулась, плюхаясь рядом со мной. — Мы клуб юных дарований. Нищие, зато идейные! — подняла палец вверх, словно придавая своим словам больше значимости.
— Чего?
— Актёры мы детского театра! Играли сегодня бременских музыкантов. А ты чего смурная такая?
— Ничего, — буркнула, складывая руки на груди.
Не говорить же первой попавшейся, что у меня вся жизнь наперекосяк пошла. Хотя… Какой там пошла? Стремительно полетела в тартарары!
— То-то ты от «нечего» — показала она кавычки, — сидишь тут в одиночестве с бутылкой водки.
— А тебе-то какая разница? — сузила я в угрозе свои щелки. Ишь ты, актриса детского театра!
— Да вот поддержать тебя может хочу, а ты агришься, — надула обидчиво губы, одернула юбку и встала с явным намерением уйти от грубой незнакомки. Меня, то есть.
Под ложечкой неприятно засосало… Может, зря я так? Видок у меня наверняка не самый радостный, а актёры люди сердобольные и эмоциональные. Ну, по крайне мере, мне попадались именно такие.
— Стой! — не то ли отдала приказ, не то ли мольбу. — Прости, — брякнула. — День плохой. Ты права.
Она и не думала обижаться, снова плюхнулась рядом со мной и велела:
— Рассказывай.
— Что? — оторопело моргнула глазами.
Нет, я, конечно, тоже скромницей не была, но это чудо в цветастой юбке даже меня перепрыгнула.
— Говорю, рассказывай причину своей глубокой печали, — невозмутимо повторила.
И все же это как-то странно, согласитесь. Но, впрочем, когда меня пугали странности? К тому же, пусть я и выпила всего ничего, а беленькая ударила в голову и развязала язык.
— Печаль моя дома наверняка валяется, — пробубнила. — Не хочет меня, едрит-мадрит! Я к нему и так и эдак, а ему чувства, — сделала акцент и скорчила рожу, — видите ли, подавай! Нет. Ну почему все мужики как мужики? Только и лезут под юбку, а этот только бегает от меня.
Все свое недовольство вылила на незнакомку. А как не возмущаться?!
— А самое главное, знаешь что? — надула губы. Актриса вздернула бровь, и я продолжила, — гаденыш сломал меня! Не хочу никого другого!
— Как? — не поняла меня она.
— А вот совсем никак! Ни стоя! Ни спереди! Ни сзади! Вот не хочу никого, хоть косы обстригай, да в монашки подавайся!
— Уф, деточка, да ты, походу, влюбилась!
— Что? Нет, конечно! Что за чепуха?!
— Ну, а как тогда по-другому?
— Переспать с ним нужно, тогда-то я и починюсь!
Я все еще твердо была уверена, что дело не в любви. Да на кой-черт мне эта любовь-морковь вообще сдалась? Задел он меня своим равнодушием. Все хотят, а он — нет. Ну и пусть его поцелуи самые сладкие, а губы точно мед. Пфф! И руки крепкие, такие точно смогут удержать, если упадёшь. Ну и что с того? Подумаешь! Вот увидишь, Синичкин, как только мой первобытный голод будет удовлетворен, тогда все забуду. И имя твоё, пусть и красивое — Дмитрий, а все равно — забуду! Как пить дать!
Я вела внутренний разговор с собой, что было довольно трудно и утомительно. Мороз не мороз, а хмель в голову ударил. Поэтому мысли мои путались, а еще рисовали крайне неприличные картинки. Ладно. Неприличные картинки в моей голове присутствовали и на трезвую голову.
— А если еще захочешь? — пытливо уставилась на меня фальшивая цыганка.
— Это я-то? — важно ткнула пальцем себе в грудь. — Пфф! Захочу и получу! Но фигушки ему! Будет ещё за мной, Улькой Фроловой, потом бегать собачкой, ручки целовать, а я только хвостиком махну и улыбнусь!
Девушка разразилась хохотом, чем привлекла внимание остальных цыган. Ой, простите! Клуб юных идейных дарований. Те с любопытством покосились на нас.
— А что в любви плохого-то? — не понимала она меня. — Разве это плохо кого-то любить? Есть к кому обратиться, с кем порадоваться, поплакать, в конце концов.
— Ага, а еще носки, трусы постирать, приготовить, посуду помыть. Нет уж! Я в домработницы не нанималась, — сказала, как отрезала, а после меня будто осенило.