Миссия в ад

Она прошла мимо других ресторанов, предлагавших традиционную корейскую кухню: кимчи – маринованные овощи, которые умела готовить любая корейская хозяйка, – вареную курицу, рыбу, кальмаров и такую роскошь, как белый рис. Не обращая на них внимания, свернула в гамбургерную «Самтесун», где подавали бургеры, картошку-фри и молочные коктейли. Чун-Ча не могла понять, как ресторан, подающий то, что во всем мире считается американской едой, может работать в стране, где даже нет американского посольства, ведь между странами нет дипломатических отношений. Гражданам США, попавшим в беду, позволялось обращаться в посольство Швеции, но только в случае медицинской необходимости.

Она оказалась в ресторане одной из немногих местных; остальные посетители были иностранцы.

Заказала гамбургер с кровью, порцию фри и ванильный коктейль.

Официант неодобрительно покосился на нее, словно молчаливо осуждал за то, что она ест всякий западный мусор. Она показала ему правительственное удостоверение, и он сразу же, подобострастно поклонившись, бросился выполнять ее заказ.

Она выбрала место спиной к стене. Ей было известно, где находятся входы и выходы. Она отмечала каждого, кто перемещался по ресторану – неважно, в ее сторону или нет. Она не ожидала неприятностей, но не забывала, что произойти может что угодно.

Она медленно ела свой обед, тщательно пережевывая пищу, прежде чем глотать. Больше десяти лет она мучилась от голода. Ощущение пустоты в желудке не покидало ее никогда, хотя сейчас недостатка в еде она не испытывала. В Йодоке она питалась тем, что могла раздобыть, – преимущественно кукурузой, капустой, солью и крысами. Крысы, по крайней мере, обеспечивали ее белком и помогали противостоять болезням, убивавшим других заключенных. Она прекрасно умела ловить грызунов. Но вкус бургеров ей нравился больше.

Чун-Ча не была толстой и знала, что никогда не располнеет. По крайней мере, пока ей приходится работать. Возможно, в старости, перебравшись в другую страну, она и позволит себе набрать вес. Но всерьез она такую перспективу не рассматривала. И сомневалась, что доживет до старости.

Она разделалась с едой, заплатила по счету и вышла. Оставалось последнее место, куда ей хотелось зайти. Кое-что она хотела увидеть, хотя уже видела раньше. Наверное, каждый в Северной Корее видел.

Его поставили на якорь в притоке Тэдонгана как экспонат Музея освобождения Родины. Поставили на якорь, потому что это был корабль – причем уникальный. Второй по возрасту корабль американских ВВС после «Конститьюшн». И единственный американский военный корабль, находящийся во владении иностранного государства.

«Пуэбло» находился в руках северокорейцев с 1968 года. Пхеньян заявлял, что он вошел в северокорейские территориальные воды. США утверждали, что нет. Все прочие страны мира признавали, что демаркационная линия проходит на расстоянии двенадцати морских миль от берега, но Пхеньян настаивал на границе в пятидесяти морских милях. Теперь

«Пуэбло» являлся музеем, доказательством мощи и непобедимости родины и наводящим ужас напоминанием об империалистических замашках враждебных США.

Чун-Ча оплатила экскурсию, но совсем из других соображений, нежели остальные туристы. Она читала неподцензурный отчет о матросах с «Пуэбло». Это было неслыханно в ее стране, но по работе она часто попадала за границу. Моряков заставляли писать и говорить вещи, которые не являлись правдой: например, признаваться в том, что они шпионили за Северной Кореей, или отрекаться от собственной страны. Но на знаменитом фото с командой «Пуэбло» они показывали средние пальцы северокорейскому фотографу, делая вид, что просто сцепили руки. Ему они сказали, что это гавайский знак – пожелание удачи. Когда журнал «Тайм»

опубликовал их историю и объяснил истинное значение этого жеста, моряков жестоко избили и подвергли еще более суровым пыткам, чем до того.

Когда их освободили в декабре 1968 года, восемьдесят два члена команды один из другим перешли по Мосту Невозвращения в ДМЗ. Не хватало одного – он погиб при нападении на судно, став единственной жертвой того инцидента.

Чун-Ча закончила экскурсию и сошла на берег. Еще раз оглянулась на корабль. Ей говорили, что американцы не спишут судно, пока оно не вернется к ним.

Что же, значит, оно никогда не будет списано, подумала она.

У Северной Кореи мало что есть. И то, что она забирает, она никогда не возвращает назад. После того как советские войска ушли и Северная Корея стала независимой, она оказалась одна против всех. У Северной Кореи нет друзей. Никто ее по-настоящему не понимает, даже Китай, который Чун-Ча считала одной из самых коварных стран в мире.