Миссия в ионическом море

У нас не было ни тарелок, ни ножей, ни вилок (хотя у каждого имелась черепаховая ложка), и ужин оказался совсем не как у нас, так как не было никакой общей перемены блюд - они следовали друг за другом раздельно, общим числом тридцать шесть, не считая сладостей.

Каждое подавалось под звук литавр чернокожими мужчинами, которые ставили их на чудовищного размера золотой поднос тонкой работы, лежащий на вышитой подушке в середине стола, тогда мы все тянулись и брали куски пальцами, если только кушанье не было слишком мягким, тогда мы использовали ложки.

Одним из блюд оказался жареный барашек, начиненный пудингом из ярко-желтого риса, и бей схватил его за ноги, разрывая очень аккуратно на кусочки для нас. Грэхэм оказался большим подспорьем, непрерывно поддерживая беседу на турецком и рассказывая о том, как себя вести: ты бы посмеялась, услышав, как он время от времени говорил, не глядя на Стивена: "Покормите хранителя соловьев, покормите хранителя журавлей", и Стивен с серьезным видом клал кусочек в ждущий позади рот.

А иногда говорил как Киллик: "Капитан О., ваш рукав в тарелке", и, боюсь, это бывало частенько - форменный сюртук не предназначен, чтобы нырять на глубину ладони вглубь общего блюда.

Но, не считая этого, трапеза оказалась неприятно мрачной и торжественной: едва ли хоть одна улыбка с начала и до завершения. До самого конца мы пили только воду, потом её сменил кофе, разливаемый в странные маленькие фарфоровые чашки без ручек, вставленные в золотые подставки, украшенные бриллиантами, рубинами и изумрудами.

Моя оказалась вся усыпана изумрудами, и я имел неосторожность восхититься ей, а Исмаил сразу приказал, чтобы её положили в коробку и отправили на баркас, и только твердое и неоднократное заявление Грэхэма, что для англичан этот день крайне неблагоприятен ​​для вручения или получения подарков, спасло ситуацию.

Поскольку никоим образом не следовало принимать на себя какие-либо обязательства перед беем (хотя ему и так благоволит наше посольство в Константинополе). Его манеры, несомненно, благородные, учтивые и обходительные, но я обнаружил, что он неприятно-скользкий господин - не мой идеал турка однозначно.. И точно, Грэхэм сказал мне, что это внук греческого отступника, а его мать - египтянка, но это ничего не значило до конца пира, пока большую часть компании не распустили, а мы не начали говорить о настоящей цели встречи.

Я не буду утомлять тебя деталями наших переговоров, но только замечу, что, хотя моя профессия и требует от меня нести лишения за короля и отечество, агония сидения по-турецки, когда застежки бриджей врезаются до самой кости, после первых трех часов есть нечто весьма далеко выходящее за пределы служебных обязанностей.

В любом случае, я должен описать состоявшийся разговор командующему и писать о нем дважды будет и в самом деле утомительно, особенно, поскольку он оказался весьма неудовлетворительным".

Это была только вторая часть нового письма, так как предыдущее уже отправлено с Мальты, и Джек пробежал его от начала до конца: необыкновенная удача - командовать "Сюрпризом": отборный экипаж (даже если только в этом плавании), восхитительный маленький приз - не плавучая Голконда, не "Санта-Бригитта", словом, не та добыча, что покончила бы со всеми трудностями дома, но, по крайней мере, то, что даст ему возможность развернуться: пусть Софи купит себе новую мантилью и прекрасный новый палантин; Баббингтон и гречанки, благородное побережье Эпира.

И он почувствовал некоторые угрызения совести, когда перечитывал строки, в которых желал, чтобы его дочери нашли Эпир на карте, а сын прочитал о Пирре в "Классическом образовании" Грегори, "ибо очень стыдно, если Джордж останется в неведении о Пирре, когда вырастет": Джек никогда не был лицемером, пока не стал отцом, и даже сейчас это давалось ему нелегко.

Затем обдумал документ, который следовало написать - меморандум о своей беседе с Исмаил-беем. Написать вывод оказалось достаточно просто: если британские пушки являлись платой за эффективные действия против французов в Марге, то, по мнению Джека, он мог найти им лучшего покупателя.

Исмаил, как показалось ему и его советникам, больше политик, чем воин: у него не имелось связного плана военных действий для захвата Кутали, еще меньше - Марги, но, казалось, бей думал, что город должен сам упасть ему в руки, как только у него появится пушка.

Не мог он и указать точное число войск, которые мог привлечь к исполнению двух операций: "будет очень много, гораздо больше, чем нужно", бей был бы рад показать их на параде на площади, но два полка и большая часть его лучших офицеров находились далеко, подавляя повстанцев на севере, а тысячи воинов рассредоточились вдоль границ.

Но если капитан Обри даст ему знать заранее, прежде чем приплывет в Мизентерон в следующий раз, то увидит великолепное зрелище. Капитан Обри увидит могучий отряд, преданных Британии воинов, жаждущих увидеть падение французов и прекрасно экипированных во всем, за исключением орудий.