Впрочем, у него не было времени как следует прочувствовать эту перемену. Его срочно вызвали в Белый дом, президент приветствовал его теплыми словами, в которых озабоченность и горечь смешивались с покровительственной симпатией. За этим последовали ругань в сторону радикалов, настойчивые напоминания о важности испанских баз и, наконец, беспокойство о здоровье Этриджа и неприятные сомнения в его компетентности.
Он повернулся лицом к Брюстеру, стараясь двигаться не слишком резко.
– Господин президент, когда в Денвере я согласился баллотироваться на пост вице-президента, я принял на себя всю соответствующую ответственность.
– Но вы не очень-то боролись за этот пост.
– Пожалуй. Я был скорее темной лошадкой.
– Вы когда-нибудь боролись за что-нибудь по-настоящему, Декс?
– Думаю, что да. – Он медленно улыбнулся. – Мы изо всех сил боролись против вас.
Брюстер остался невозмутим:
– Кампанию вел Фэрли, а не вы.
– Мне казалось, что я тоже приложил к этому руку. Или я просто обольщаюсь?
– Вовсе нет. Вы помогли ему получить множество голосов – можно даже сказать, именно благодаря вам он победил на выборах. Но обращение с дубиной потребует от вас совсем других навыков. – Президент докурил свою сигару и достал из кармана новую. – Ладно, черт с этим. Мы должны как следует выложиться за эти девять дней, вот и все. По крайней мере, вы на Холме не новичок и у вас мало врагов. Когда сюда пришел Франклин Рузвельт, он был губернатором штата, те немногие люди, которых он знал, его ненавидели, и у него не было никакого представления о том, как руководить страной. Однако он справился – все справляются.
Этридж ясно понимал, что президент пытается убедить скорее самого себя и при этом чего-то недоговаривает. Это можно было прочитать в его глазах. «Но вы-то не Франклин Рузвельт, Декс. Вы не станете таким, как он, даже через миллион лет».
«Ну что ж, посмотрим», – подумал Этридж. Он принял свое решение и чувствовал, что его поднимает волна ликования и торжества.
Президент говорил по телефону.
– Билл? Расскажите мне о новостях. – Его большое лицо кивало, а глаза блуждали по комнате. Он слушал в течение нескольких минут, на протяжении которых на его лице, как у актера, сменялись разные эмоции. Изредка он бросал в ответ что-нибудь односложное; напоследок он сказал: – Держите меня в курсе, – и повесил трубку.
– Что нового?
– Испанская полиция нашла вертолет. Пустой.
– Где?
– На ферме в Пиренеях.
У Брюстера был хороший искусственный загар, но сейчас его лицо казалось старым. За последние два-три года он заметно постарел. «Так всегда и бывает», – подумал Этридж, чувствуя, что в эту мысль прокралось что-то слишком личное, он сам довольно болезненно относился к своему возрасту.
– Может быть, они найдут отпечатки пальцев, – прибавил президент без особой убежденности. – Или какие-нибудь улики.
– От Фэрли ничего?
– Нет. Ни от него, ни от людей, которые его похитили.
– Это ужасно.
– Все могло бы быть иначе, – заметил Брюстер, – если бы я тогда не позволил ему переубедить себя насчет расправы с этими ублюдками.
– Я так не думаю. Мы бы взялись за них здесь, а не в Европе.
Глаза президента сузились.
– Декс, я хочу покончить с этими ублюдками. Мне нужна ваша помощь.
– Неделю назад вы предлагали то же самое Фэрли.
– С тех пор ситуация стала гораздо хуже. Она выходит из-под контроля.
– Мы даже не знаем, кто за этим стоит, господин президент.
– Один из них американец. Черный. Нам это известно.
– Это еще не причина, чтобы устроить массовое линчевание.
– Никто не говорит о линчевании, Декс.
– В сети попадется много ни в чем не повинной рыбешки.
– Но это покажет им, что мы не собираемся отступать. – Он сделал широкий жест рукой, в которой обычно держал сигару. – Сейчас это очень важно – гораздо важнее, чем считает большинство.
Этридж понимал, что президент хочет начать атаку против радикалов не ради каких-то стратегических целей, а просто чтобы показать, что его администрация способна на твердые и эффективные шаги. Сейчас необходимо успокоить общественность. Он признавал мотивы президента, но прекрасно сознавал и то, что жесткие меры правительства могут спровоцировать в стране массовые беспорядки, которые потребуют от Вашингтона еще более суровых действий. Иными словами, придется использовать армию. Но если вы начинаете применять военную силу против части собственного населения, это ставит под удар всю демократическую структуру власти. Этридж меньше всего хотел идти на такой риск именно теперь, когда благодаря Фэрли у страны было больше шансов на реформы, перестройку и политическую стабильность, чем за все последние десятилетия.
Боль безжалостно резала ему правый глаз. Он мигнул.
– Господин президент, я против того, чтобы начинать широкомасштабную акцию прямо сейчас. Но я обещаю, что всесторонне обдумаю это.
Брюстер не без изящества откинулся ни спинку кресла.
– Хорошо, Декс. – Он взглянул на часы. – Постарайтесь как следует выспаться этой ночью, завтра утром у нас будет много работы. Я думаю, что вы… С вами все в порядке, Декс?
– Да, это просто головная боль.