Мистер Бейкон и Independence Hall

– Вы совершенно правы. Сейчас все отдано на откуп чиновникам из Госстроя. А какие из них градостроители? Они все глубоко невежественны в вопросах теории. А в градостроительстве нельзя опираться на вкусовщину и собственные пристрастия. На последнем совете в Госстрое никто из них не знал, какое отличие между жилым районом и микрорайоном. Какие-то дикие термины «степень охвата территории», «размеры неудобья». Руководитель отдела Госстроя спрашивал, что такое «агломерация», и просил поменьше применять иностранных терминов.

Разговор затягивался. Он распрощался со своими собеседниками и двинулся к лестнице. На ступеньках стояла Евгения Ивановна Склярова. Женщина она была экспансивная и в своей обычной манере провозглашала на весь вестибюль не совсем этичные истины, стараясь перекричать всех и привлечь к себе максимум внимания:

– Это хамское отношение ко всем к нам. Это возмутительно и недопустимо. В Академии работает много тысяч человек. Одних только академиков и член-коров 32 штуки. Куча заводов и филиалов. И никто из этих деятелей не счел нужным посоветоваться ни с нами, ни с нашим руководством. Все решали безграмотные чиновники, которые не хотят, чтобы строительством руководили профессионалы. А где Головко? Куда смотрит Союз архитекторов? А где президент? Почему он молчит? Я сразу говорила, что нельзя назначать президентом инженера, да еще из провинции. Небось при Заболотном никто себе такого безобразия не позволял…

Евгению Ивановну начали, как всегда, усмирять. Он не стал дожидаться конца этой дискуссии и стал подниматься пешком по лестнице. На втором этаже он столкнулся с Добровольским. Анатолий Владимирович поприветствовал его и поинтересовался:

– Как это вам все нравится? Доигрались! Кем я был до сих пор – Академиком Всесоюзной Академии, Академиком Украинской Академии, автором сотен крупнейших объектов. А теперь я кто? Безработный архитектор. Хожу, ищу халтуры. Вот, договорился подработать у Алика Малиновского в мастерской. Да, да, безработный. Я слишком активно занимался проектированием и не успел обеспечить себя учеными званиями.

У него

ситуация сложилась тоже непонятная. При крушении Академии решили объединить два института – Институт архитектуры сооружений и Институт экспериментального проектирования. Он уже беседовал с директором своего института Куликовым. И тот сообщил ему, что при слиянии он станет вторым заместителем директора нового института. Что это значит – ему было непонятно.

– Знаете что, Анатолий Владимирович, я вам уступлю свое место зам. директора нового института, тем более, что мне предложили руководство отделом экономики жилья, и кафедра у меня в КИСИ. Вы там посидите немного, пока утихнет эта вакханалия, а потом решите, что делать дальше. Если вас заинтересует в дальнейшем преподавательская работа, то я попробую организовать вам профессуру на моей кафедре. А пока давайте подойдем к Куликову и к Виктору Дмитриевичу Елизарову и решим этот вопрос. Его, якобы, должны назначить директором нового института.

Свое обещание он сдержал и отдал свою должность Добровольскому. В дальнейшем Анатолий Владимирович, действительно, стал профессором и руководителем мастерской, только не в КИСИ, а в художественном институте.

Шел 1964-й год. Он приехал в Академию не для того, чтобы работать, а для того, чтобы попрощаться с многочисленными коллегами – друзьями и недругами.

Этими воспоминаниями отец делился со мной крайне редко, и то после того, как миновали все бури с гонениями на архитекторов. Архитектуру Крещатика мы иногда обсуждали, но относились к ней достаточно положительно. Отца только смущала техническая сторона вопроса. Все дома облицовывались плитками МК, заходившими хвостом в кладку. Это была удачная идея, значительно упрощавшая строительство. Но отец сказал мне, что Юровский с кафедры конструкций (которому я очень доверял) этого не одобрил. Он говорил, что эти плитки не смогут выдержать не только ста циклов замораживания, но и пятидесяти. Дальнейшие события показали, что Вениамин Моисеевич был прав. Архитектура же площади Калинина в мои учебные годы стала для нас привычной, и мы ее не обсуждали.

ДАЛЕКИЕ ГОДЫ

Для меня Майдан Незалежности был не просто центральной площадью. Площадь Калинина прошла через всю мою жизнь с самых детских лет, с самых первых воспоминаний.

Наша семья переехала из Харькова в Киев, когда в Киев перевели столицу Украины. Мне тогда был один год, так что похвастаться воспоминаниями этого времени мне, по понятным причинам, довольно трудно. Я не помню нашей жизни в съемных квартирах. Однако воспоминания о площади Калинина возникли у меня тогда, когда появились воспоминания вообще. Мы уже жили в кооперативном доме «Медик-2», запроектированном Павлом Федотовичем Алешиным на улице Новой возле театра Франка.