Мистер Белый: Революция. Часть 4

— То есть как навсегда? — сказал Дэвис. Забилось сердце.

— В прямом смысле, — Лорейн стала биться головой о стол. — НА-ВСЕ-ГДА.

— Ты что творишь то, мамуня? — Начал действовать наперекор её желанием Ричард. — Давай разберёмся, не мог же он так просто уйти.

— Не смей меня так называть! Довольно, иди в комнату!

Дэвис напомнил Престона, когда обратился к ней “мамуня”? Странно, такого комплимента Ричард от папы не слышал. “Если так задуматься, то я вообще никакого комплимента не слышал…”. Скорее всего, подобные тёплые отношения происходили в далёком прошлом, когда они ещё сами были детьми, а в их душах стояла неподдельная беззаботность…

– -

Стены тюрьмы «Розовый фламинго» располагались в Реонбурге. Город, который воздвигли два века назад. Он примечателен тем, что тут всё раскрашено в различных цветах. Камера, в которой проживал убийца жены — Кларк Барлоу сидел в той же, что и другие два человека, совершившие идентичные преступления. Абьюз: сорок процентов по всему миру подвержены семьи, в чьих кругах сейчас находится муж. И лишь некоторые отношения из данных случаев выливаются в крайность. Эта камера для “опущенных”, как сказали бы другие заключённые.

Раннее утро, шёл по счёту третий день, как Кларк находился по виду в жизнерадостной, однако не совсем безобидной тюрьме. Ключ в замке начал проворачиваться.

— Здравия желаю, гражданин начальник! — хором выпалили заключённые. Затем пошла перекличка, в ходе которой каждый виновный назвал свою статью и что совершил. Потом дверь отворялась, и они, как по команде, встали на одну ногу, кверху подняв руки. Начальники одевали в наручники нарушителей закона и завязывали им глаза для того, чтобы те потеряли ориентацию в пространстве. Их стали куда-то выводить. Заключённые прыгали на одной ноге в такт шагам военных. Спустя небольшое время они прибыли. Им развязали повязки и выгнали в просторную камеру без крыши. Каждый из них без промедления подходил задом к двери с целью дать возможность освободить начальникам руки совершивших. Опять кирки. Вот дотошная камера слежения, которая располагалась над дверью. Кирки и камень. Настоящая каторга… штук двадцать орудий труда. Чёрт, какой же это трудный труд! Более того, дробить камень напрасно! Денег здесь и вовсе не выдают. Вчера мимолётом Крайтон увидел, как самосвал увозит эти камни. Водитель не то чтобы проболтался, он громко между кем-то беседовал — они их уносят на пресс-установку который, в свою очередь, эти элементы соединяют вновь. Но это ладно.

“Бывший заместитель директора банка, человек, который сам выбрался из нищеты, сейчас сел за решётку по убийству своей жены” — Кларк находился в неком неврозе от мысли, какие полосы на газетах сейчас выписываются, ещё сильнее, чем от того, как их трахает тюрьма ещё под раннее утро, когда надо прыгать на одной ноге и тратить все силы до начала завтрака… Что может быть хуже? Люди. Здесь отец чувствовал себя как белая ворона среди чёрных. Вполне у всех имелись татуировки и… неразумные мышцы.

— О… Кларки… старый добрый Кларки… — послышалось сзади. На обращение подошли ещё несколько человек. — Сколько лет, сколько зим!.. — Незнакомец драматично хлопал в ладоши. Кларк догадывался, не поворачивая голову, кто это. Сердце отца загрохало. Больше всего выступила легка в понимании, однако сложна в исполнении мечта: провалиться сквозь землю и больше никогда, НИКОГДА оттуда не вылезать. Кларк повернулся.

— Оу, здарова! Как житуха, братуха?! — Барлоу протянул руку. Человек схватил его за кисть и дёрнул к себе.

— Помнишь, как ты меня предал в две тысячи третьем году? — прошептал он на ушко. — Как ты за счёт кумовства вытурил меня из банка?.. а? — Кларк проглотил слюну.

— Ты что несёшь?

— Ты хотел спросить, как я догадался? Да вот ко мне придрались там по мелочи и влепили: говорят, пиши отчёт об увольнении. А через день прихожу в тот же самый банк и вижу: главный тут теперь уже ты. Как такое объяснить, сопляк? — Кларк в защиту попытался что-то сказать, но тот продолжил свою речь. — Ты в двадцати трёхлетнем возрасте занял пост несменяемого человека — меня, тридцати девятилетнего профессионала в своём деле! Как? — Кларк вновь попытался вставить слово. Безуспешно. — Между прочим, репутация была у которого безупречная! Что я должен был говорить своим близким людям, когда меня выгнали? — Кларк опять попытался. — Что не справился с задачей? Теория о кумовстве звучит очень расплывчато, нужны доказательства… — Тишина. Кларк ничего не стал говорить. — Видишь эти шрамы? — Человек заправил рукав до самого верха плеча. — Смотри. Видишь эти синяки? А раны? Почему именно в этих местах? — Он начал работать кулачком. Вздулись вены.

“Можешь не продолжать” и “я тебя понял” совершенно не выглядели к месту, а скорее всего, больше подражали бестактности.