Мистер Ивнинг

— Дорогой мистер Ивнинг, зима способна отзывчиво вознаградить даже южанина, ну а моя кровь, повторюсь, не склонна к разрежению, — тут она откинула одеяло до самых его ступней. Их длина и прекрасное строение голого подъема ног вызвали у нее минутное колебание. — Я убеждена, — заговорила она твердо, сунув ледяную ладонь под верхнюю часть пижамы и оставив на его груди, будто на веки вечные, — что ваше тело радует взор везде.

Мистер Ивнинг на секунду застучал зубами, видя, как стремительно опускается ее голова, но та просто легла ему на грудь. Он подумал, что рискует подхватить страшную простуду, но, услыхав голос миссис Оуэнс, не шелохнулся:

— Когда я уйду, все это станет вашим, и взамен я прошу лишь одного, мистер Ивнинг: чтобы отныне все дни были четвергами.

Он не понял, как это случилось: то ли вошел слуга, то ли все проделали с проворством колибри ее руки, но он лежал, в чем мать родила, на кровати, наконец-то подходившей ему по длине и позволявшей увидеть, что он и впрямь необыкновенно высокий молодой человек.

ВЕЧЕРИНКА У ЛИЛИ

перев. В. Нугатова

Когда Хобарт вошел в дверь «Домашней столовой Кроуфорда», его взгляд сразу упал на Лили, которая сидела одна за большим дальним столом и поглощала кусок торта.

— Лили! Ничего не говори! Ты должна быть в Чикаго! — воскликнул он.

— Кому это я должна? — Лили выронила вилку, и та мгновенно вонзилась в торт.

— Да будь я проклят, если… — промямлил Хобарт, выдвигая стул из-под стола, и без приглашения сел. — Все решили, что ты уехала к Эдварду.

— Эдвард! Да я бы ни за что в жизни к нему не уехала. И, по-моему, ты об этом знаешь! — Лили никогда не проявляла свой гнев открыто, и хотя сейчас она сердилась, это вовсе не мешало ей лакомиться тортом.

— Ну, Лили, тебя же не было, вот мы и подумали, что ты уехала в Чикаго.

— Я отдала твоему брату Эдварду два лучших года своей жизни, — Лили говорила очень сухо, словно давая повторные показания в суде. — И не собираюсь искать его, чтобы еще раз получить то же самое. Возможно, ты и забыл, что я от него получила, но я-то помню.

— Но где ты была, Лили?.. Мы все обыскались! — Хобарт упрямо гнул свое.

— К твоему сведению, Хобарт, все это время я была здесь, — при этом она слегка рассеянно изучала его рот. — Но что касается твоего братца Эдварда Старра, — продолжила Лили и замолчала, по-прежнему рассматривая его рот, словно обнаружила там какой-то изъян, дотоле ускользавший от внимания. — Что же касается Эдварда, — повторила она, а затем остановилась и осторожно стукнула вилкой по тарелке, — могу тебе признаться, что он — самая жалкая пародия на мужа. Если помнишь, он ушел от меня к другой, и по его недосмотру умер мой малютка… Потому я не желаю оглядываться на Эдварда и не собираюсь ворошить былое ни в каком Чикаго.

Она перестала рассматривать рот Хобарта и выглянула в широкое окно, в котором уже начала свой вечерний восход полная октябрьская луна.

— Признаюсь, поначалу мне было одиноко: мой малютка лежал в могиле, и я скучала даже по такой пародии на мужчину, как Эдвард Старр, но, поверь, вскоре это прошло.

Доев торт, она положила вилку, оставила немного мелочи на голом белом ясеневом столе, а потом, закрыв кошелек, вздохнула и тихо встала.

— Знаю лишь, — добавила Лили, теребя застежку на кошельке, — что теперь я обрела покой. Как тебе, возможно, известно, преподобный отец Макгилеад указал мне путь к свету.

— Об отце Макгилеаде слышал, — сказал Хобарт столь резко, что она уставилась на его, пока он придерживал для нее дверь-ширму.

— Уверена, ты слышал только хорошее, — парировала она, пусть не рассерженно, но все же неуравновешенно.

— Я проведу тебя домой, Лили.

— Не стоит, Хобарт. Спасибо, и до свиданья.

Он заметил, что она не красит губы и не носит обручального кольца. Лили выглядела моложе, чем в бытность женой Эдварда Старра.

— Ты говоришь, что обрела с этим новым проповедником покой, — сказал Хобарт вдогонку ее удаляющейся фигуре. — Но, вопреки этому душевному покою, ты ненавидишь Эдварда, — настаивал он. — Все, что ты говорила мне сегодня, пропитано ненавистью.

Она ненадолго обернулась и на сей раз посмотрела ему в глаза:

— Я найду свою дорогу, уверяю. Наперекор тебе и твоему братцу.

Он стоял перед дверью столовой и смотрел, как она спускалась по залитой лунным светом тропинке к своему дому в лесной чаще. Его сердце бешено стучало. Хобарта окружали поля, хлеба и высокие деревья. После того как он свернул за угол, единственным природным светилом осталась плывущая королева небес. На узкой тропинке не было ни одной живой души, не считая влюбленных, изредка выбиравших ее для свиданий.

«Как ни крути, Лили — загадочная женщина», — вынужден был он признаться самому себе. Откуда же тогда взялся слух, будто она уехала в Чикаго? Тут Хобарту показалось, что она солгала и все-таки была в Чикаго, но только что вернулась.