Мистер Капоне

Пока Лундин занимался организационной стороной кампании, а Томпсон играл роль «неопознанного представителя партии», обыватели колебались: официально Томпсон заявил об участии в выборах лишь за месяц до февральских праймериз. Гарри Олсон, верховный судья муниципального суда, с трудом согласился признать легитимность кампании, заявив: «выскочки никогда не смогут пустить под откос уже запущенную машину». Томпсон, тем временем, продолжал располагать юных ночных бабочек и темнокожих, как делал в 1900 году. В Европе в 1914 году началась Первая мировая война. Томпсон раскритиковал британскую политику перед более чем 600 000 немцев и австрийцев, проживавших в Чикаго. Буквально накануне праймериз его кампания распространила брошюры, в которых говорилось, что жена Олсона, ревностная католичка, непременно проведет глубокие реформы образовательной системы.

Томпсон победил. За него проголосовали 3591 избиратель.

В апреле он столкнулся с чиновником из округа Кук Робертом Свайтцером, разгромившим Картера Гаррисона в борьбе за демократическую номинацию. Во время своей предвыборной кампании Свайтцер ставил Томпсону в упрек, что он говорил разные вещи различным группам людей. Газета, поддерживавшая Свайтцера, писала: «Томпсон пытается угодить всем сразу. В польских районах он противник Германии. В немецких районах твердит: «Unser Wilhelm fur B"urgermeister…»[37] В ирландских районах проклинает короля Англии». Это правда, Томпсон действительно учитывал интересы своей аудитории в каждый отдельный момент.

Женщинам он говорил: «Председателем образовательного совета непременно будет женщина! Кто лучше, чем мать, знает, что нужно детям?» В богатых районах клялся: «Наш город будет чистым. Здесь не место всяким аферистам!» В пролетарских говорил чуть нетрезвым баритоном: «Не вижу ничего дурного в том, чтобы пропустить рюмочку-другую в баре на углу». А в Черном поясе: «Когда я стану мэром, полиции будет чем заняться, кроме как мешать людям мирно играть в кости». Томпсон обещал темнокожим: «Я дам вам работу». Обнадеживал избирателей: «У нас будут просторные улицы, новые здания, новые заводы, новые зарплаты. Мы будем жить хорошо, и у каждого в доме будет накрытый стол!»

На протяжении всей карьеры, во время взлетов и падений, Томпсон оставался популистом на словах, а иногда даже на деле. Этим характеризовалась бурная и странная политическая жизнь Чикаго двадцатых годов. Свайтцер был честным и необыкновенно популярным человеком. Говорили, у него миллион друзей. Однако все понимали, Свайтцер – творение своего демократического босса Роджера Салливана, активного фигуранта газовых скандалов. «Ребята, – говорил Томпсон журналистам, – настоящая проблема этой кампании – газовый трест! Понятно, он наживается на простом народе… На повестке дня сейчас стоит вопрос: «Действительно ли народ хочет передать бразды правления администрации Роджера Салливана[38]? Спросите любого мужчину, у которого есть семья… Спросите любую мать, которая вынуждена отрывать гроши от детей, чтобы прокормить жадные рты газового треста… Посмотрите хотя бы на свои счета…» За неделю до выборов, совместно с комиссией по коммунальному хозяйству, Томпсон подал петицию о снижении цен на газ на 30 %. Тем временем Лундин продолжал вести закулисную деятельность.

Демократ Картер Гаррисон злостно ненавидел Салливана, всячески старался испортить жизнь республиканскому кандидату и не жалел на это средств.

Накануне выборов Свайтцер обратился к группе политических лидеров, в то время как Томпсон поступил умнее и направился к темнокожему населению Второго административного района.

Белая надежда, Джесс Уиллард, победил темнокожего Джека Джонсона в поединке в супертяжелой весовой категории вечером того дня. «Только настоящий ковбой вроде Уилларда мог побить такого славного малого, как Джонсон. Завтра ковбой непременно будет на вашей стороне. Помните: Билл Томпсон победит на выборах ради вас…» Люди прекрасно понимали, Томпсон в самом деле был за них. Он не раз доказывал, и афроамериканцы знали, докажет это вновь. Томпсон победил. Он набрал 390 691 голос против 251 502 голосов соперника, что почти точно соответствовало прогнозам Лундина и было самым большим преимуществом республиканцев за всю историю Чикаго.

Приступив к деятельности, Томпсон подверг резкой критике капитана Нутбара, отправил на пенсию инспектора полиции нравов Фрэнсиса Ханну, а надсмотр за борделями снова поручил регулярной полиции.

Что касается полиции нравов, он докучал майору Фанкхаузеру, строя козни на юридическом уровне. В итоге Томпсон добился упразднения полиции нравов.