Нет. Такие мужчины, как Томас не влюбляются внезапно. А если и влюбляются – если он влюбится – то не в такую, как она, не в ту, кого знает с детства. Вот так неожиданно влюбиться Томас мог бы в прекрасную незнакомку. Он бы увидел ее средь шумного бала, и его поразило бы чувство… знание, что это судьба. Страсть.
Вот так Томас мог бы влюбиться.
Если бы вообще влюбился.
Она сглотнула, ненавидя ком в горле, ненавидя запах внутри кареты, ненавидя пылинки, летавшие в солнечном луче.
Сегодня она много чего ненавидела.
Грейс, сидевшая напротив нее, начала потягиваться. Амелия наблюдала. В чужом пробуждении было что–то завораживающее, раньше ей этого видеть не доводилось. Наконец, Грейс открыла глаза и Амелия тихо сказала: «ты задремала». Она приложила палец к губам и кивнула в сторону вдовы.
Грейс подавила зевок и спросила:
— Как ты думаешь, нам еще долго ехать?
— Не знаю. Может час? Или два? — Амелия вздохнула и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Она устала. Они все выбились из сил, но ей хотелось немного побыть эгоисткой и сосредоточиться именно на своей усталости. Может, ей удастся подремать. Почему, интересно, некоторые преспокойно засыпают в каретах, а другие – и особенно она – не способны спать нигде, кроме кровати? Это нечестно и…
— Что ты будешь делать?
Это был голос Грейс. И как Амелии ни хотелось разыграть непонимание, она почувствовала, что не может. Да и какой смысл, ведь ответ все равно будет совершенно неудовлетворительный. Она открыла глаза. Грейс, похоже, жалела, что спросила.
— Не знаю, — сказала Амелия. Она снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Она любила путешествовать с закрытыми глазами. Так лучше чувствуется ритм движения. Он усыпляет. Обычно, во всяком случае. Но не сегодня. Не на пути к доселе неизвестной ирландской деревушке, где ее будущее решит запись в церковной книге.
Не сегодня, когда отец в течение всего обеда читал ей лекцию, заставляя ее чувствовать себя нашкодившей девочкой.
Не сегодня, когда…
— Знаешь, что в этом самое забавное? — вырвалось у Амелии.
— Нет.
— Вот я все время думаю: «это несправедливо, у меня должен быть выбор. Меня не должны продавать и обменивать, будто я товар.» А потом я думаю: «А как иначе? Я была обещана Уиндхему много лет назад и никогда не жаловалась».
Она говорила все это в темноту, не поднимая век. Удивительно, так это приносило гораздо больше удовлетворения.
— Ты была совсем маленькой. — ответила Грейс.
— У меня было много лет, чтобы выразить недовольство.
— Амелия…
— Я сама во всем виновата.
— Это неправда.
Она, наконец, открыла глаза. По крайней мере, один.
— Ты говоришь просто так.
— Не просто так, — возразила Грейс. — Я все равно бы это говорила, но так случилось, что это правда. Ты не виновата. Тут вообще нет виноватых. А лучше бы, чтобы были. Так было бы проще.
— Чтобы было, кого проклинать?
— Да.
И тогда Амелия прошептала:
— Я не хочу за него замуж.
— За Томаса?
За Томаса? О чем она думает?
— Нет, — ответила Амелия. — За Мистера Одли.
Грейс от изумления открыла рот.
— Правда?
— Ты шокирована.
— Нет, конечно, нет, — быстро ответила Грейс. — Просто он такой красивый.
Амелия слегка пожала плечами.
— Да, наверное. Тебе не кажется, что он чересчур несколько обворожителен?
— Нет.
Амелия взглянула на Грейс с интересом. Ее «нет» звучало чуть более воинственно, чем ожидалось.
— Грейс Эверсли, — произнесла Амелия, понизив голос и быстро глянув в сторону вдовы, — ты влюблена в мистера Одли?
И тут же стало совершенно ясно, что это правда, поскольку Грейс начала бормотать, и заикаться, и издавать звуки, больше всего похожие на кваканье.
Амелия окончательно развеселилась.
— Ты влюблена.
— Это неважно, — промямлила Грейс.
— Это очень важно, — живо возразила Амелия. – А он в тебя? Не отвечай, я по глазам вижу, что да. Что ж, в таком случае мне определенно не стоит выходить за него.
— Ты не должна отказывать ему только из за меня, — сказала Грейс.
— Что ты сказала?
— Я не могу за него выйти, если он герцог.
Амелии захотелось ее стукнуть. Как она смеет отказываться от любви?!
— Почему это?
— Если он герцог, ему нужна будет подходящая партия. — Грейс серьезно оглядела ее. — Равная по положению, как ты.
— Не говори глупостей. Ты тоже не в приюте выросла.
— И так уже будет скандал. Он не должен усугублять его скандальной женитьбой.
— Скандально было бы жениться на актрисе. А о тебе будут шептаться не больше недели. – Она ждала, что Грейс ответит, но та выглядела такой взволнованной и такой… такой грустной. Амелия не могла этого вынести. Она думала о Грейс, влюбленной в мистера Одли, и о себе, плывущей по течению чужих ожиданий.
Ей бы хотелось, чтобы все было по–другому.
Ей бы хотелось быть другой.
— Не знаю, что на уме у мистера Одли, и каковы его намерения, — сказала она, — но если он готов всем рискнуть ради любви, то ты тоже должна быть готова. — Она наклонилась вперед и пожала Грейс руку. — Ты должна быть храброй, Грейс!
И улыбнулась. Грейс и себе в равной степени. И прошептала:
— И я тоже.
Глава семнадцатая