Мистер Хайд

По правде говоря, меня охватил леденящий страх. Я уже видел себя в сумасшедшем доме. Что тогда станет с моим произведением? Я едва слушал Бриюэна.

— Итак, — сказал он. — У вас возникло подозрение, что вы в какой-то мере причастны к этим двум убийствам. Обращаю ваше внимание на выражение: «в какой- то мере». Я использовал его, чтобы не настраивать вас против себя. Но давайте будем мужественными. Это либо вы, либо не вы. Допустим, что это вы. Тогда объясните мне, почему вы выбрали именно этих людей. Ведь вы их совершенно не знаете?

— Не знаю.

— Отлично. Допустим, вы хотели просто украсть. Все равно что. Что под руку попадется. Дело удалось, и ваши карманы набиты деньгами и драгоценностями. Что вы с ними сделали?

— Хватит, — воскликнул я. — Я виноват совершенно не в этом.

— Скажите тогда в чем. Извините, дорогой друг, но я вынужден прижать вас к стенке. Говоря совершенно откровенно, я не считаю, что вы способны хладнокровно задушить двух стариков.

Сам по себе просился ответ: «Я тоже». Но я не знал, как ему сказать: «На роль преступника я не гожусь, а вот на зрителя — да». Но это, разумеется, абсурдно. Поэтому я взмолился:

— Хватит, я больше не выдержу.

Он дружески похлопал меня по плечу и извинился.

— Видите ли, — сказал он, — я не могу одновременно относиться к вам как к другу и проводить лечение, которое наверняка нарушит ваши защитные реакции. Прежде всего вы — больной, а мы оба об этом едва не забыли. Давайте повторим еще раз. Хочу, чтобы вы ясно осознали — вы ни в чем не виноваты с материальной точки зрения. Но морально вам хотелось бы оказаться виновным.

— Но в том-то и дело, — воскликнул я. — Я виновен. Давайте повторим!

Он меня остановил.

— Ладно, согласен. Люди в белом. Образ, который вас мучает…

Я его прервал:

— Вы же сами видите, что он возникает в обоих случаях вопреки всякой логике, ибо заурядный убийца не стал бы поднимать шум. Нет. Здесь действует человек, специально оставляющий свою визитную карточку.

— Я признаю это, — ответил Бриюэн. — Признаю даже то, что между ним и вами есть определенное душевное сходство. Но своими постановками он вас превзошел. В одном случае распростертое тело чуть ли не с четками в сложенных крест-накрест руках — не говоря о торжественных свечах, — в другом старая дама, у которой шея обвязана каким-то мехом.

— Боа, доктор, именно боа.

— Пусть будет боа. Но следует непременно отметить, что в своей мрачной фантазии он пошел гораздо дальше вас.

— Возможно, доктор. Но всего лишь как учитель, дающий урок нерадивому ученику.

— Что вы хотите сказать?

— А то, что эти преступления обращены ко мне, они мне говорят: вот как надо действовать. Все происходит так, словно мы одной крови: ты и я.

Какое-то время Бриюэн молчал. Потом грустно проговорил:

— Значит, все-таки так. Не пытайтесь представить себя ответственным за события, к которым не имеете ни малейшего отношения. Вас это огорчает?

— Нет, доктор, ничуть. Я просто спрашиваю себя, существует ли где-нибудь человек, подслушивающий мои мысли. В конце концов, что об этом знаете вы, ученые?

Он пожал плечами, не то чтобы выражая презрение ко мне, а скорее как бы говоря: почему бы нет? Я начал развивать свою мысль.

— Возьмем мистера Хайда. Его можно рассматривать как двойника-гримасу Джекила, но это меня не интересует. Меня привлекает как герой романа именно Хайд.

— Объясните. И не торопитесь.

— Не все так просто, — ответил я. — Представьте себе романиста, вдохнувшего в свое творение такую жизнь, что оно принимается действовать самостоятельно, но все же оставаясь, правда, под контролем автора. В определенном смысле оно ему повинуется, подчиняется его приказам и в то же время угадывает его желания, старается им угодить и тем самым как бы освобождается от его опеки и начинает исполнять свои собственные желания. Оно уже автор и не автор. Самостоятельное и уязвимое. Я понятно изъясняюсь?

— Дорогой Жантом, мы, психиатры, прекрасно разбираемся в полутонах. Поэтому мне не сложно следовать за вашей мыслью. Любой писатель, достойный так называться, мечтает произвести на свет героя, представляющего себя самого и его создателя. Но в вашем случае, увы, эта мечта трансформируется в навязчивую идею, вы это сами сознаете и поэтому отказываетесь от нее. Не так ли? Я вас не убедил?

— Признаюсь, доктор, нет, не убедили, потому что я уверен… Послушайте! Существует передача мысли на расстоянии? Нет, не смейтесь. Это слишком серьезно. У меня такое впечатление, что порой романист имеет дело с реально существующим человеком, когда он думает, что выражает свои мысли через вымышленного персонажа. И то, что он вкладывает в уста одного, передается и другому. В этом смысле мистер Хайд, которого преступник рассматривает как идеальный пример для подражания, есть мое порождение.

— Понятно, — проговорил Бриюэн. — Вас двое, и вы делите между собой вашего Хайда. Придумали его вы, а воплощает другой. Любопытная теория.