Мистер Кольт

Борис не знал, что делать: с одной стороны, ничего криминального в его квартире не находилось, во всяком случае не лежало просто так, и такая принципиальность в этой его позиции могла быть непонятной и более того — подозрительной, и все же впускать в квартиру ее он не хотел, ну не хотел, может, понимал, нельзя приучать к этому, нельзя делать нормой и обычным делом, захотела — пришла, захотела — ушла. Нет, даже не поэтому. Это ведь не просто квартира, это спецпомещение, база, лежка, схованка, и неизвестно, как распорядится этим помещением Студебеккер, когда появится. Деньги на аренду квартиры и на первое время жизни выделил для него Романыч. Правда, хватило этих денег только за первый и последний месяц аренды, и, если бы не дело на Петровке, как бы он жил до сих пор, Студебеккера, видно, не тревожило, а значит, все эти предупреждения не высовываться — до одного места.

— Так как… — Люба тоже скрестила руки на груди. — Не пустишь?

— Извини, — Борис сочувственно вздохнул. — Не сейчас. Пока нет. Давай немного подождем. Не хотел бы объяснять, да, собственно, и объяснять нечего, я ведь попросил тебя вчера…

— Сегодня.

— Пусть сегодня.

Люба только развела руками:

— Нет так нет, — и со словами «Заходи на чашку кофе» нажала на кнопку вызова лифта.

Ничего удивительного, он подозревал, что вчерашнее похождение этим и закончится, но не думал, что так быстро. На какое-то время ее он отвадил, но не навсегда, и тема эта обязательно всплывет, как только опять он окажется у нее дома, а это не исключалось. Понятно, что обиделась, но на кофе пригласила.

День сегодня оказался отвратительным, причем с самого утра. Можно сказать, как встал не стой ноги, так наперекосяк все и прошло. Машину оставил на Дарнице. До утра постоит. Но это мелочи, а вот то, что засветился он уже конкретно с оружием — плохо. С другой стороны, может, и не все так страшно. Ну, скажем, хотел кто-то приобрести коллекционное оружие — не такое уж и событие: оружие сейчас в Киеве как бы не у каждого третьего было. Все равно стремно, ведь была охота на него. Составлять фотопортрет и подавать на него в розыск никто не будет, не такое уж и преступление хотеть купить оружие. Описание его внешности оружейник Сережа, конечно, предоставил ментам, где-то зафиксируют, это и все. Главное, на глаза не попадаться официанту и оружейнику, а лучше, конечно, не иметь живых свидетелей. Что завтра? Забрать машину, позвонить в Херсон. Что еще? Да, позвонить родителям и Варе, давненько не звонил, а может, и съездить на выходные.

Борис еще раз проверил почту, Студебеккер молчал. Жив ли он? Если нет, что тогда? А вот что тогда, никто не знает. Значит, рассчитывать только на себя.

9

За окном давно стемнело. Из открытой форточки тянуло свежестью, а иногда, вместе с порывами ветра на улице, ощутимой прохладой, это бодрило, но не вдохновляло. Луч автомобильных фар опять ударил по стеклу окна, оживив и задвигав тени комнатных предметов. Почти каждый второй автомобиль поворачивал на перекрестке влево, это можно было легко определить, постояв у окна и уставившись на перекресток в течение минут пяти, однако свет от фар проникал в помещение только от некоторых автомобилей.

Аранский ходил из угла в угол кабинета, иногда останавливался посреди комнаты прикладывал к носу сигарету, глубоко и шумно вдыхал, затем тихо, долго и незаметно выдыхал, разминая, вертел ее пальцами, роняя на пол высыпающийся при этом табак, затем, выбросив полупустую сигарету в урну, опять начинал ходить из угла в угол. Через некоторое время останавливался, доставал из пачки очередную сигарету, прикладывая ее к носу и опять глубоко вдыхал дух табачного бленда. Таким образом Аранский курил или, вернее, бросал курить уже около двух месяцев, вдруг приняв такое решение после последнего, серьезного ранения в обе ноги одной пулей из ТТ.

Кордыбака сидел за столом. Старательно на белом листе А4 рисовал, что-то вроде схемы. Вверху он написал «Тактический принципиал», ниже были треугольники, кружочки, прямоугольники, а меду ними ни линий-связей, ни каких-либо подписей на геометрических фигурах не присутствовало — картинка ни о чем. Сначала он начал это делать от скуки, Аранский домой не отпускал, кружил по комнате, вытряхивая табак из сигарет на пол, и громко дышал, а самое неприятное — молчал.

Пенсионера они отпустили, шеф извинился, но пенсионер остался недоволен, правда, не сказал, что будет жаловаться, но ушел злой. Его можно было понять. Кроме потрясения морального, еще и физически ощутил работу оперативной группы. Жаловался на боль в плечевом суставе и в ребре. С рукой понятно, подвернули, когда наручники одевали, а вот ребро точно Тимохин не удержался и кулаком старика пощупал, не мог он без этого.

Аранский остановился у стола Кордыбаки, посмотрел на лист:

— И что из этого следует?

— Ну, это из того, что нам известно, — Валентин повернул лист к Аранскому. — Схемка для простоты.

— Вижу. Глубоко изобразил. Пройдись-ка по квадратикам.

Кордыбака вопросительно посмотрел на шефа.

— Я, что ли?

— Не я же рисовал.