Мистер Кон исследует "русский дух"

Выявили кадеты свою близость к самодержавию и в аграрном вопросе — этом главном вопросе русской буржуазной революции, позаимствовав у царских чиновников и формально и по существу всю свою программу "принудительного отчуждения" земли. Все отличие этой программы от столыпинских планов состояло в том, что это были разные планы спасения класса помещиков: кадеты хотели для удушения крестьянской революции повторить 1861 г., прирезав крестьянам за выкуп помещичьей земли. Столыпин хотел предотвратить крестьянскую революцию, ничего не прирезая крестьянам, а создавая на бывших общинных владениях кулака — новую опору царя и союзника латифундистов.

Либералы поддержали царизм и в национальном вопросе. Уже в статьях "Освобождения" "доказывалось", что Финляндия никогда и не помышляла об отделении от России — для этого она "мала и слаба". Вопрос о Польше, писало "Освобождение", вообще не стоит, ибо она разделена между Германией, Австрией и Россией, а "выделяться в отдельное государство лишь десяти привисленским губерниям нет никакого смысла". Кроме того, и Польша "нужна" для России как "союзное государство-буфер". Кто знаком с Прибалтийским краем, писало "Освобождение", тот знает, что серьезного вопроса о сепаратизме там быть не может, народы Кавказа "тоже, разумеется, и не подумают об отделении от России". Правда, впоследствии кадетская великодержавная политика маскировалась демократической фразой, но "разумные уступки" окраинам никогда не шли до признания полного равноправия угнетенных народов — русская буржуазия не хуже царизма блюла великодержавный интерес. "Действительно, к.-д. никогда и не брались защищать право "отделения наций" от русского государства", — призналась в 1913 г. кадетская газета "Речь"[131].

В сущности, полное тождество притязаний русского самодержавия и русского либерализма наблюдалось во внешней политике. Ленин справедливо указывал, что "в области иностранной политики кадеты уже давно являются правительственной партией", что "панславизм, при посредстве которого царская дипломатия не раз уже совершала свои грандиозные политические надувательства, стал официальной идеологией кадетов"[132]

. При этом если Струве в 1904 г. начинал еще с "условного патриотизма", обещая поддержать военные усилия царизма, если будет "обновлен" самодержавный строй, то первую мировую войну Милюков встретил уже безусловной поддержкой царизма, обещая не "ставить условий и требований", заявляя, что "осуществление наших национальных задач — приобретение проливов и Константинополя — стоит на верном пути"!

Что означала, в конце концов, кадетская программа "освобождения России", чем отличалась она от "царской заботы" о народе, прекрасно показало издание кадетских "Вех". Ганс Кон, касаясь этого знаменательного события, не тратит на его описание лишних слов. Авторы сборника "Вехи", пишет он, "призвали к новому пониманию русской истории и протестовали против недостатка патриотизма и религии среди многих интеллигентов-революционеров". А между тем кадетский сборник "Вехи" заслуживает безусловно специального внимания историка, изучающего русский либерализм.

Первое издание "Вех" появилось в мае 1909 г., а к концу года вышло уже пять изданий. Этот сборник — настоящее знамение времени — вызвал небывало широкий отклик со стороны всех классов и партий России. В кратчайший срок о нем была создана огромная литература. И это понятно, "Вехи" — эта, по словам В. И. Ленина, "энциклопедия либерального ренегатства" — представляли собой не только итог всей предшествующей истории русского либерализма, но и формулировали всю его идейно-политическую программу.

Из поражения революции 1905–1907 гг. веховцы сделали вывод о ненужности и "греховности" революций вообще, о практической бесплодности любых преобразований "мира земного". Веховский диагноз "болезни" гласил: "легион бесов вошел в гигантское тело России", ее погубил революционаризм, атеизм и материализм, ее надо лечить религией, мистикой Соловьева, Юркевнча и Достоевского. "Историческую нетерпеливость" революционеров веховцы предлагали сменить на "дисциплину послушания", героизм — на "спасительное покаяние" и "здоровое христианское смирение". Холуйский союз с самодержавными палачами в политике веховцы органически дополнили единством с его охранителями в идеологии. Религия стала идейным знаменем веховцев еще до начала русской буржуазной революции — в этом факте выразилась одна из важнейших особенностей идеологии русской либеральной буржуазии, которая (в отличие, скажем, от молодой французской буржуазии) и в пору своей молодости молилась тому же богу, что царь и помещики, причащались у того же попа, что и они.

Будучи зависимой от самодержавия экономически, холопски подчиняясь самодержавию политически, как могла русская буржуазия отказаться от старой идеологии? Ей не осталось ничего, как только латать истрепанное знамя религии.