Мистер Морг

Грейтхаус почти попал в цель своей морской метафорой, но она оказалась неточной. На печати был изображен стилизованный осьминог, восемь щупалец которого простирались в разные стороны, словно собираясь захватить весь мир.

Грейтхаусу, наверное, будет очень интересно увидеть это. Мэтью поднял тяжелый мешочек и услышал звон – наверняка это монеты.

Положив находку на стол, он некоторое время просто смотрел на нее. Чтобы открыть мешочек, конечно, нужно сорвать печать. Готов ли он к такому? Он не знал. Что-то останавливало его, кошмар готовился обрести форму. Пусть лучше Грейтхаус снимает печать и разбирается с этим.

Но обратно в шкатулку он мешочек не положил и вообще ничего не сделал, только провел тыльной стороной кисти по внезапно запекшимся губам.

Он понимал, что нужно на что-то решаться, важно было решиться. Время уходило. Между этим домом и его собственной жизнью в Нью-Йорке, казалось, разверзается пропасть.

Страшно было не только срывать печать, но и открывать мешочек. Он вслушивался в тишину. Неужели никто не подскажет, что делать? Не даст мудрого совета, как правильно поступить и избежать ошибки? Где же голоса судей Вудворда и Пауэрса? Ведь они ему так нужны. Но их не слышно. Гробовая тишина. С другой стороны, перед ним всего лишь какая-то бумажка, правда ведь? И всего лишь изображение осьминога на сургучной печати. И потом, содержимое шкатулки находится здесь уже так долго. Никто за ним не идет, о нем просто забыли.

Обойдусь без Грейтхауса, решил он. В конце концов, он в бюро «Герральд» полноправный партнер, что удостоверялось поздравительным письмом от Кэтрин Герральд и подаренным увеличительным стеклом.

Не тратя больше времени на размышления, он сорвал печать. Сургучный осьминог треснул и сломался. Затем Мэтью развязал узел и заглянул в мешочек. Глаза его расширились: лившийся из окон библиотеки солнечный свет упал на целую кучу золота, едва не ослепив его.

Он взял одну монету и внимательно рассмотрел ее. На аверсе – профили Вильгельма и Марии, на реверсе – увенчанный короной геральдический щит. Год – 1692. Мэтью взвесил монету на ладони. За всю свою жизнь он видел лишь две такие монеты – обе удалось вернуть после ограбления торговца мехами во времена его работы секретарем у Натаниела Пауэрса. Это были пять гиней, и стоила такая монета пять фунтов и несколько шиллингов – дороже в королевстве не чеканилось. Сколько же их… в мешочке? Трудно сосчитать, уж больно блестят. Мэтью опрокинул мешочек на стол, и оттуда высыпалось шестнадцать монет. Значит, перед ним лежит больше восьмидесяти фунтов.

– Боже мой, – услышал он собственный ошеломленный шепот.

Он и правда был ошеломлен. Это же целое состояние. Столько не смог бы заработать за год даже самый искусный и опытный ремесленник. О таком годовом доходе и мечтать не мог бы молодой адвокат, не говоря уж о молодом «решателе проблем».

И вот эти деньги здесь, прямо перед ним.

У Мэтью закружилась голова. Он окинул взглядом разгромленную библиотеку, потом снова посмотрел на полку, где у всех на виду находился тайник. Наверное, монеты отложены на черный день. Вот за чем возвращался в дом подручный Капелла Лоренс Эванс, когда его встретил и отходил дубинкой Диппен Нэк. За деньгами, спрятанными на случай крайней необходимости в черный кожаный мешочек с печатью, может быть, подпольного банка, а то и личной отметкой профессора Фелла.

Имение принадлежит Капеллу, но входит в организацию Фелла.

Восемьдесят фунтов. Кому их отдать? Лиллехорну? Ну конечно! Главный констебль со своей женой быстро найдут применение и такой большой сумме. Он и без того невыносим, а тут еще и обогатится за счет Мэтью, подвергшего себя риску, ведь даже просто вернуться сюда было очень опасно. Может быть, тогда Грейтхаусу? Ну да, Грейтхаус львиную долю возьмет себе и для бюро, а ему швырнет какие-нибудь жалкие гроши. Еще эти дурацкие разговоры о том, чтобы выкупить Зеда у ван Ковенховена и сделать его телохранителем, – это Мэтью точно не нужно.

Кому же тогда должны достаться эти деньги?

Наверное, тому, кому они больше всего нужны. Тому, кто их нашел. Это хорошее вознаграждение за сегодняшние поиски. И вполне заслуженное. Если тратить с умом, то хватит надолго. Но тут возникал вопрос: как потратить хотя бы одну монету, не вызвав подозрений, ведь такие деньги ходили только на недосягаемых высотах Золотого холма.

Он стал укладывать монеты обратно в мешочек. Руки дрожали. Он туго затянул шнурок и завязал его узлом. Потом взял разорванную бумажную облатку с отпечатком осьминога, смял ее в кулаке и бросил в камин, в черную золу, туда, где валялись останки переплетов. На секунду он как будто потерял рассудок, и чтобы сохранить равновесие, пришлось опереться рукой о стену.

Почти наобум он выбрал несколько книг из отложенных – достаточно, чтобы навьючить Данте седельными сумками с обеих сторон поровну.