Мистер Себастиан и черный маг

Сегодня среди присланных с кухни остатков были овощной салат, четыре подсохшие горбушки хлеба и рыба под сливочным соусом в старинных оловянных тарелках, которой приготовили слишком много.

— Очень вкусно! — сказал отец с полным ртом.

Генри и Ханна согласно кивнули, потом Ханна вздохнула:

— Я наелась.

Она едва притронулась к еде. Генри пристально посмотрел на нее:

— Этого не может быть.

— Нет. Я наелась.

Отец улыбнулся и погладил Ханну по макушке. Она отклонила голову.

— Она же еще маленькая, Генри. Погляди на нее: ветер подует посильнее и унесет ее! Съест пару кусочков, уже и сыта. Можем разделить с тобой, что осталось. — И отец потянулся к ее тарелке.

— Нет! — воскликнула она. — Я хочу оставить на потом. Съем попозже. Просто сейчас больше не хочу.

— Когда? — спросил Генри.

— Позже.

— Я отсюда слышу, как у тебя в животе урчит, — сказал Генри; она умоляюще посмотрела на него. — Как собака урчит.

Она вышла из-за стола с тарелкой в руке, оглянулась: смотрит ли Генри на нее. Он смотрел. Тем не менее она унесла тарелку.

— Что происходит? — спросил отец.

Генри было подумал сказать правду — что Ханна относит свою еду бездомному псу, которого нашла в проходе за отелем, — но не смог выдать ее. Пока.

— Я просто беспокоюсь, что она мало ест, — сказал он. — Она может заболеть или еще что-нибудь.

Отец улыбнулся и взглянул на сына. Его серые глаза сияли любовью.

— Ты хороший брат. И хороший сын. Меня заботит, что это ты неважно питаешься. Ты растешь так быстро! Очень скоро меня перерастешь. Очень скоро…

Отец остановился на полуслове и пригляделся внимательней.

— Генри, что это?

Оглядывая своего растущего сына, он заметил что-то, торчащее из его кармана, и его глаза погасли.

— Это сигареты?

— Нет. Конечно нет, — успокоил его Генри.

— У нас нет денег на сигареты. Я бросил курить, когда наше положение изменилось, и не потому, что хотел бросить, а потому, что был вынужден. И ты ведь не собираешься…

— Это не сигареты, папа. Это карты.

— Карты?

Генри нехотя вынул из кармана колоду и положил на стол перед отцом. Хотя перед обедом он добрых полчаса провел, любуясь ими, он и сейчас думал, что никогда не видел ничего более восхитительного. Все восхищало в них: ярко-красная картонная пачка, надпись «Велосипед» — такая простая и такая красивая — на верхней крышке и рисунок на обороте, изображавший купидона верхом на велосипеде. Как забавно! Купидон на велике? Что это означает? Генри не имел представления, но это было не важно. Он был в восторге. В меру жесткая пачка содержала в себе столь многое. Пятьдесят две карты. Он уже начинал верить, хотя еще и не знал этого, что в них больше жизни, чем в реальности. Больше возможности. Магии.

— Что ж, — сказал отец, — наверно, я зря волновался. Это всего лишь карты.

Он протянул к ним руку, и Генри вздрогнул.

— Не…

— Что?

— Не испорть их.

В голосе Генри слышались повелительные и покровительственные нотки. Но отец улыбнулся:

— Как я могу испортить колоду карт? Они же бумажные, не хрустальные.

— Просто, пожалуйста, сперва вытри руки, ладно?

— Ну конечно, конечно. Мы же не хотим их запачкать? — Отец вытер руки о салфетку, прежде чем осторожно взять карты и рассмотреть их. — Похоже, новые.

— Да, новые.

— Купил их?

— Подарок.

Отец принялся разглядывать карты, очки у него соскользнули на кончик носа.

— Подарок? От кого-нибудь из постояльцев?

— Да, — ответил Генри. — Ты прав.

Отец покачал головой:

— Им самим приятно, когда они дарят что-нибудь менее удачливым, даже если это всего лишь карты. — Он рассмеялся. — А мы теперь именно такие, знаешь ли, менее удачливые. А они — более.

Генри подавил в себе желание возразить отцу. Хотя в знакомстве с мистером Себастианом не было ничего предосудительного, все равно, как казалось Генри, любая попытка что-то объяснить вызовет со стороны отца осуждение и запрет встречаться с постояльцем. Он даже Ханне ничего не сказал, потому что эти карты принадлежали только ему. С самого начала, как они переехали сюда, у него не было ничего, что принадлежало бы ему одному. Отец продолжал разглядывать карты.

— Я когда-то поигрывал в карты, — сказал он. — Когда был… скажем так: давно это было. После работы мы расчищали стол и играли несколько партий. Ставка — медный пенни. Проигравший всегда очень злился. — Мистер Уокер улыбнулся. — Знаешь, карты имеют долгую историю. Точно не уверен, но, по-моему, короли на них не простые.

Тут Генри не удержался и выпалил:

— Червонный король символизирует Карла Великого, бубновый — Юлия Цезаря, король треф — Александра Македонского, а король пик — Давида, из Библии.

Отец с удивлением уставился на него поверх очков:

— Действительно?

— Да.

— Тебе хотя бы известно, кто все эти люди?

— Нет, — ответил Генри. — Но я узнаю.

— Я в этом уверен, сын.

Отец перевернул колоду и улыбнулся:

— Когда-то я любил тасовать. Один только звук чего стоит, особенно когда они новые, как эти. Хочешь послушать, как это получалось у твоего папы?