Мистерии Митры

Гимны со странной символикой воспевают метаморфозы, порождаемые в мире противопоставлением этих четырех первоначал[31]. Верховный бог правит колесницей, запряженной четверкой скакунов, которые вечно несутся по неизменному кругу. Первый из них, несущий на своей блистающей коже знаки планет и созвездий, — резв и силен, и он с величайшей скоростью скачет по внешнему краю обозначенного пространства. Второй, менее сильный и не такой быстрый, имеет темную масть, и один бок его освещен лучами солнца; третий бежит еще медленнее, и четвертый, грызя медные уздечки, поворачивается вокруг своей оси, в то время как его спутники движутся вокруг него, словно вокруг столба. Эта квадрига долгое время кружит без помех, равномерно проделывая свой неизменный путь; но в какой-то определенный момент от жгучего дыхания первого коня загорается великолепная грива четвертого, затем его сосед, выбившись из сил, орошает его обильным потом. Наконец происходит еще более чудесное явление: вид упряжки преображается, кони меняют свою природу, причем таким образом, что сущность всех переходит к самому горячему и сильному среди них, подобно тому, как скульптор, вылепив фигурки из воска, стал бы отрывать от одной кусочки его, чтобы дополнить остальных, и закончил бы тем, что слил бы все их в одну. Тогда конь — победитель в этой божественной битве, сделавшись всемогущим благодаря своему триумфу, сливается даже с божеством, правящим колесницей. Первый конь служит воплощением огня или Эфира, второй — воздуха, третий — воды и четвертый — земли; напасти, которые обрушиваются на этого последнего, символизируют пожары и наводнения, вечно причиняющие горе нашему миру, а победа первого является образом финального мирового пожара, который разрушит существующий порядок вещей.

Космическая квадрига, которой правит не познаваемая чувствами Причина, никогда не изображалась в священной иконографии. Последняя всегда ставила во главе этой символической упряжки видимого бога. Члены секты Митры, как и древние персы, поклонялись Солнцу, которое каждый день пересекало на колеснице пространство небесного свода и в сумерках спускалось, чтобы погасить свои огни в океане. Когда оно появлялось на горизонте, его светлые лучи обращали в бегство духов тьмы, и оно очищало творение, которое возвращало к жизни своим сияньем[32]. Именно поэтому его почитали под именем «Восходящего Солнца»[33]. Подобным же образом поклонялись Луне, которая проезжала в высших сферах на повозке, влекомой белыми быками. Это сельскохозяйственное животное-производитель в целом было соотнесено с данной богиней, которая ведала произрастанием растений и рождением живых существ [34].

Таким образом, стихии не являлись единственными природными объектами, обожествляемыми в мистериях. Светоносные боги, оплодотворяющие природу, в неменьшей степени почитались в них, так же, как и в первоначальном маздеизме, но те представления, которые арии с ними связывали, претерпели глубокие изменения под влиянием халдейских учений.

Как мы уже говорили, старые верования персов подверглись в Вавилоне сильному влиянию научной, по внешнему своему виду, теологии, и большинство иранских богов было отождествлено со светилами, которым поклонялись в долине Евфрата. Таким образом, они восприняли новый характер, совершенно отличный от их первоначальной природы, и даже их божественные имена получили и сохранили, придя на Запад, двойное значение. Магам так и не удалось согласовать эти новые доктрины со своей старой религией, так как семитская астрология во многом была несовместима с иранскими натуралистическими представлениями, равно как и с греческим язычеством. Но, рассматривая эти противоречия лишь с точки зрения простых различий в уровне познания единой истины, жрецы дозволяли лишь избранной элите приобщиться к маздеистским учениям о происхождении и конце мира и человека, тогда как остальной массе приходилось довольствоваться ослепительным внешним символизмом, навеянным мировоззрением халдеев. Астрономические аллегории скрывали от любопытства профанов истинное существо священных понятий, и надежда на полное просвещение, откладываемое на долгий срок, поддерживала пылкость веры гипнотическим соблазном тайны [35].