Мистическая Москва. Тайна дома на набережной

– Наверняка, – согласился Вовка. – Но никто не знает, что кроется под личиной тех, которые честными глазами смотрят в глаза соседям и мило с ними здороваются, а потом идут выполнять свое черное дело.

– Как страшно ты говоришь! – поежилась Анна.

– Это и в самом деле страшно, – кивнул парень.

Некоторое время друзья шли молча. Разговаривать не хотелось. Они впервые подняли тему, которая была чуждой для них. Аня уже жалела, что попросила Вовку узнать правду. Теперь в каждом жителе своего дома она будет видеть потенциального врага. В каждой милой старушке – гнусную доносительницу. Теперь ей стало понятно, что имел в виду папа, когда сказал об ушах, которые имеются в стенах. Пожалуй, нужно будет поговорить с отцом, тот должен знать правду о доме. Надо его предупредить, чтобы не вел ни с кем из соседей доверительных бесед и вообще не говорил больше, чем следует. Хотя… наверняка папа и сам обо всем знает. Не зря же просил дочку не распускать язык и не болтать лишнего. Особенно о равенстве и справедливости.

– То, что ты сказал, ужасно, – наконец снова подала голос Аня. – Но это реальность, и нам никуда от нее не деться. Значит, будем жить дальше, только уже с оглядкой.

Вовка обратил на нее странный продолжительный взгляд и снова засвистел.

– Почему ты молчишь? – всполошилась Анна. – Или тебе известно что-то еще?

– Известно. Но я не знаю, стоит ли говорить…

– Выкладывай все, что знаешь!

– Видишь ли, ваш дом славится не только тем, что в нем живут выдающиеся люди, но еще и тем, что эти люди время от времени пропадают из своих квартир.

– Что значит – пропадают? – похолодела Аня.

– То и значит. Жили люди, жили… и вдруг испарились, словно их и не было. Пашка сказал, что вы уже третья семья в вашей квартире. А ведь дому всего шесть лет! Куда, спрашивается, подевались предыдущие жильцы?

– Переехали, – помертвевшими губами ответила девушка.

– Может, и так. Но я сомневаюсь, чтобы кто-то из них мог добровольно покинуть такое комфортабельное жилье.

– Я попрошу папу узнать, что с ними произошло. Думаю, ты зря наводишь панику.

– Буду счастлив, если ты окажешься права, – серьезно ответил Вовка. – Но есть еще один момент, который лично меня настораживает. Ты в каком подъезде живешь?

– В десятом. А что?

– В вашем доме нет одиннадцатого подъезда. Ты в курсе данного факта?

– Никогда не обращала на это внимания.

– А стоило бы! Во время строительства, в тысяча девятьсот тридцатом году, произошел пожар. Кроме того, поджимали сроки, и было принято решение поделить площадь одиннадцатого подъезда между десятым и двенадцатым подъездами.

– И что с того?

– Понятно, что квартиры этого подъезда присоединили к другим квартирам. Но в подъезде должны быть лестницы, лифты, лестничные клетки. Куда они делись, а?

– Что значит – куда делись? – нахмурилась Анна.

– Жилая площадь была поделена между квартирами двух соседних подъездов, а все подсобные помещения как будто испарились. Тебе не кажется это странным?

– По-моему, ты неспроста мне про них говоришь, – медленно произнесла девушка. – Выкладывай свои соображения.

– Соображения не мои, так Пашка сказал. В общем, скорее всего, эти помещения ушли под… межстенные ходы.

– Межстенные ходы? Зачем они нужны?

– А ты не догадываешься? – Сергеев сверлил подругу взглядом, и Аня почувствовала, как каждая клеточка ее тела наполняется диким, первобытным страхом.

Конечно, она догадалась. Просто она боялась признаться в этом даже самой себе. Ох, не зря ей посреди ночи мерещились чьи-то шаги и невидимые глаза! И папа прекрасно знает, что дочке они не привиделись. Именно поэтому родители переселили ее в другую комнату, чтобы в их доме подобных разговоров больше не было. Что же теперь делать, а? Жить, как прежде, уже не получится. Вот если бы папа согласился поделиться с ней своими знаниями… Тогда бы ей было намного проще перенести столь страшные новости.

– Что молчишь, дочь командарма? – грустно спросил Вовка.

– А что тут скажешь… – развела она руками.

Друзья повернули назад и за всю обратную дорогу не сказали друг другу ни слова. Анна чувствовала, что Сергеев отдалился от нее, и не понимала почему. Девушка была уверена, что ее отец не причастен ни к доносам, ни тем более к казням. И все же Вовка сейчас стал другим. Чужим. Он уже не смотрел на нее восхищенными глазами – теперь в них поселились растерянность и страх. А ведь совсем недавно им было так хорошо вместе.

– Пока, – торопливо сказал парень, когда дошли до ворот парка.

– Пока, – кивнула Анна, заметив про себя, что Вовка не спросил, как обычно, когда у нее будет свободное время, чтобы сбегать в кино или побродить по улицам. Развернувшись, она пошла дальше, наступая на опавшие листья и думая только об одном – как скоротечно счастье.